Приключения Оги Марча

Весь следующий день он провел в беспамятстве, и, наверно, дело кончилось бы для него плохо, если бы, по счастью, я не углядел на горизонте английский танкер и не просигналил ему. Дело кончилось бы плохо и для меня, поскольку, как выяснилось, Канары мы прошли стороной и подобрали нас уже где-то в районе Рио-де-Оро. Вот тебе и великий знаток мореплавания Бейстшоу! Впрочем, какой спрос с сумасшедшего! Так или иначе, мы едва не погибли в африканских водах, чуть не сгнили там заживо вместе со шлюпкой, питаемые под конец лишь безумными идеями Бейстшоу. Либо он сожрал бы меня, спокойно все взвесив и посчитав это разумным шагом на пути к великой цели.

В общем, нас втащили на борт в весьма скверном состоянии. Первая стоянка корабля была в Неаполе. Там местные власти определили нас в больницу. Спустя несколько недель, будучи уже на ногах, я столкнулся в больничном коридоре с возвращавшимся из душа Бейстшоу. Он был таким же спокойным, уверенным, с гордо поднятой головой. Говорил со мной подчеркнуто холодно – я чувствовал, что он обижен и считает меня виновным в провале его гениального плана. Теперь ему предстояло новое плавание. И никаких тебе Канар. Но исследования, столь драгоценные для судеб человечества, требовалось продолжать и продолжать безотлагательно.

– Поняли ли вы теперь, – втолковывал я ему, все еще возмущенный его самонадеянностью, – как ошибались, вы, великий навигатор?! Послушай я вас, и не видать мне больше никогда моей жены!..

Он внимал моим запальчивым речам, меряя меня взглядом.

– Что ж, – сказал он, – способность действовать разумно, имея в перспективе великую цель, теперь значительно уменьшилась.

– Давайте действуйте! – вскричал я. – Спасайте человечество! Только помните, что, следуя своим представлениям, вы бы сейчас кормили рыб!

После этого он перестал со мной кланяться, но меня это уже не волновало. Сталкиваясь в коридорах, мы обходили друг друга стороной, и думал я теперь только о Стелле.

Вновь я увидел Нью-Йорк лишь через полгода, потому что врачи тянули с моей выпиской, находя все новые причины моего пребывания в больнице.

Так что стоял уже сентябрь, когда однажды вечером я вылез из такси возле дома Стеллы, который был теперь и моим домом, и она сбежала ко мне по лестнице.

Глава 26

Если бы по возвращении жизнь моя наладилась и потекла мирно и безоблачно, думаю, мало кто усомнился бы в моем праве на счастливую перемену, посчитав, что я еще не полностью внес, так сказать, входную плату в райские кущи. Выступающим от имени того, кто назначает или принимает эту плату, хотя бы битому жизнью казаку из Мексики, следовало бы по крайней мере согласиться, что я заслужил некоторую передышку. Но даже передышка в моем случае оказалась кратковременной. Видно, сочли меня недостойным и ее.

Ведя счет своим бедам, я старался проявлять здравомыслие и уворачиваться от метящих в меня новых ударов. Говорил я также, что характер – это наша судьба. Но данную мысль можно и трансформировать, ибо совершенно очевидно, что и судьба, и все, ею приготовленное, формируют наш характер. И поскольку я так и не нашел места, где мог бы обрести покой, напрашивается вывод, что характеру моему свойственны неуемность и тревога, а все мои надежды так или иначе связаны с желанием остановиться, успокоиться и в тишине обнаружить наконец основополагающую жизненную нить, осевую линию, потому как истина является только в тиши, и лишь там, где кончаются усилия и замыслы, тебе дарованы будут любовь, гармония и благополучие. Но может, я и не создан для такого рода вещей?

Однажды, когда мы обсуждали это, я сказал:

– Где бы ни жил, я всегда пользовался чьим-то гостеприимством. Вначале это была Бабуля – ведь дом принадлежал ей. В Эванстоне я обитал у Ренлингов, в Мексике – на вилле «Беспечный дом» и у югослава мистера Паславича.

– Есть люди, – заметил Минтушьян, – которые сами создают себе беды, чтобы не заснуть и не умереть со скуки. Даже Сын Человеческий этим занимался, что и позволяет ему быть нашим Богом.

– У меня родилась идея создать приют и обучать там детей.

– Ничего бы не вышло. Прости меня, но идея твоя смехотворна. Иногда, правда, срабатывают и смехотворные идеи, но это не твой случай. Обилие детей не для тебя, ты для этого не подходишь, а уж Стелла – тем более.

– Да, я понимаю, что мое желание учить детей довольно сумасбродно. Кто я такой, чтобы их учить?

Моей мечтой было не столько учить, сколько любить. Это главное. Я хотел, чтобы в кои-то веки не я жил у кого-то, а кто-то жил у меня!

* * *

Я всегда отрицал свою неповторимость, не соглашался, будто не похож на других. Но как же редко совпадают фантазии и устремления двух людей! А все потому, что эти устремления и фантазии честолюбивы. Совпадут они лишь в том случае, если воплотятся в жизнь.