Читаем Приключения Оги Марча полностью

Я поплыл к шлюпке, видневшейся ярдах в ста от меня, боясь, что она уйдет. Но весел видно не было - никто не греб. Крикнуть и позвать на помощь я не мог, потому что сорвал голос. Но шлюпки достиг и схватился за носовой фалинь, взывая о помощи, поскольку самостоятельно перекинуть тело через борт не мог. Однако шлюпка была пуста. Потом «Мак- манус» погрузился в пучину - я это понял по наступившей темноте. Отдельные огни на поверхности воды еще горели, но их быстро уносило течением. В сполохах света мелькнул силуэт тяжело нагруженного спасательного плота. Я сделал еще одну попытку влезть в шлюпку - подплыл к ее средней части, где борт был ниже, и тут увидел какого-то бедолагу, уцепившегося за корму. Я радостно окликнул его, но он даже не поднял головы. Судорожно загребая, я подплыл к корме и спросил его:

- Ранен?

- Нет, устал очень, - буркнул он.

- Давай я подтолкну тебя сзади, а ты потом дашь мне руку. Надо посмотреть, нет ли еще живых.

Пришлось ждать, пока парень нашел в себе силы. Наконец с моей помощью он перевалился за борт.

Я напрасно ждал, что он протянет мне руку. Время шло, я кричал, ругался, честил его на все лады и раскачивал шлюпку. Никакого эффекта. Наконец, с трудом перекинув ногу за борт, я перевалился через корму. Он сидел, зажав коленями кисти рук. Вне себя от ярости, я саданул кулаком по его мокрой спине. Он лишь покачнулся и скосил на меня глаза, словно зверь, внезапно застигнутый светом фар.

- Хотел, чтобы я утонул, да? Ах ты, сволочь, сукин ты сын! Да я тебе башку размозжу! - вопил я.

Он молчал, только глянул на меня холодно-спокойно, хотя лицо его дергалось в тике.

- Бери весло, надо поискать тех, кто выжил, - сказал он.

Но в шлюпке было всего одно весло.

Оставалось лишь ждать, болтаясь на волнах. Я озирался, кричал в надежде, что кто-то из спасшихся окажется рядом. Но кругом было пусто. Огоньки постепенно тухли и тонули. Я почти ожидал всплытия подводной лодки. Должны же они посмотреть, что натворили. И мне даже хотелось, чтобы это произошло. Ведь они наверняка где-то рядом, на что я рассчитывал? Сцепиться с ними, оглушить своим криком? Но нет - они были далеко - возможно, продолжают прерванный ужин или режутся в карты. А между тем мрак стал непроглядным - ни единого огонька спасательной шлюпки или плота.

Я сидел неподвижно, ожидая, когда рассветет и я смогу увидеть, не маячит ли что-нибудь на горизонте. Но и с рассветом никто не появился. Над морем курилась дымка - душная, как ворох заношенной одежды, приготовленной в стирку. Рыжее солнце пронзало это марево, преломляя лучи, и в пятидесяти ярдах ничего не было видно. Какие-то обломки мы углядели, но не шлюпки. Я был потрясен гибелью экипажа - море поглотило всех, никого не оставив в живых, а находившиеся в машинном отделении вообще не имели шансов выжить.

Мрачный, понурый, я осмотрелся, нельзя ли чем-нибудь разжиться в шлюпке. Там имелись дымовые шашки, сигнальные ракеты и достаточный запас еды и питья - ведь нас было всего двое. Кого же судьба предназначила мне в напарники? Кого я колошматил прошлой ночью, бил из последних сил? Каких еще бед мне от него ждать? В шлюпке я оказался с матросом, выполнявшим обязанности корабельного плотника, и это можно было считать большой удачей, поскольку руки у меня слабые. Напарник мой, укрепив стоймя весло, соорудил нечто вроде паруса и заверил, что мы находимся не больше чем в двухстах милях от Канар и при благоприятном стечении обстоятельств нас аккурат к ним прибьет. Он сказал, что изучал карты и знает точно наше местонахождение и направление течений. Он утверждал это уверенно, с большим знанием дела. О вчерашнем моем нападении, криках и проклятиях не было и речи. -

Он был коренаст и плотен, с большой, коротко стриженной головой. В щетине его виднелись седые волосы, но появились они не от возраста: усы, окаймлявшие скорбно опущенные уголки рта, были совершенно темными. Глаза под стеклами очков отливали голубизной. Вытертые на коленях форменные штаны еще не просохли и темнели на щиколотках.

Дав волю воображению, можно было представить, каклет в десять он зачитывался «Механикой для любознательных».

Мы молча разглядывали друг друга.

- Вы мистер Марч, интендант, - наконец произнес он.

Голосом был звучным и приятным, с интонациями образованного человека.

- Верно! - крикнул я, удивленный этой внезапной вио- лончельностью тембра.

- Бейстшоу, судовой плотник. А вы, случайно, не из Чикаго, как и я?

Фамилию Бейстшоу я когда-то слышал.

- Ваш папаша не занимался недвижимостью? В двадцатых в окружении Эйнхорна был некто Бейстшоу.

- Он и этим промышлял немного. Но больше торговал сельскохозяйственной продукцией. «Бейстшоу, лучшие продукты», помните?

- Нет, Эйнхорн придумал ему другое прозвище.

- Какое же?

Идти на попятный было поздно, и я сказал:

- «Бейстшоу, Свинячьи Отходы».

Бейстшоу расхохотался. Зубы у него были крупные.

- Здорово! - восхитился он.

Вообразите только: катастрофа, безлюдье, смертельная опасность, тревога о будущем, и внезапное дружеское расположение к земляку вплоть до шуток и прозвищ!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза