Приключения Оливера Твиста

Плут снова вздохнул и снова взялся за трубку; так же поступил и Чарли Бейтс. Несколько секунд оба курили молча.

– Ты, наверно, даже не знаешь, что такое мазурик? – задумчиво спросил Плут.

– Мне кажется, знаю, – отозвался Оливер, поднимая голову. – Это во… вы один из них, правда? – запнувшись, спросил он.

– Совершенно верно, – ответил Плут. – Я бы не унизился до какого-нибудь другого занятия.

Сообщив о таком решении, мистер Даукинс сердито сдвинул шляпу набекрень и посмотрел на юного Бейтса, как будто вызывая его на возражения.

– Совершенно верно, – повторил Плут. – А также и Чарли, и Феджин, и Сайкс, и Нэнси, и Бет. Все мы мазурики, не исключая и собаки. А она будет половчее нас всех!

– И уж она-то не донесет! – добавил Чарли Бейтс.

– Она бы и не тявкнула на суде из боязни проболтаться… э нет, даже если бы ее там привязали и две недели не давали жрать, – сказал Плут.

– Ни за что бы не тявкнула, – подтвердил Чарли.

– Чудна́я собака, – продолжал Плут. – Как свирепо она смотрит на чужого, который вздумает смеяться или петь при ней! А как ворчит, когда играют на скрипке! И ненавидит всех собак другой породы! О!

– Настоящая христианка! – сказал Чарли.

Он хотел только похвалить собаку за ее качества, но его замечание было уместно и в ином смысле, хотя юный Бейтс этого не знал: много есть леди и джентльменов, претендующих на то, чтобы их считали истинными христианами, которые обнаруживают поразительное сходство с собакой мистера Сайкса.

– Ну ладно, – сказал Плут, возвращаясь к теме, от которой они отвлеклись, ибо он всегда помнил о своей профессии. – Это не имеет никакого отношения к нашему простаку.

– Правильно, – согласился Чарли. – Оливер, почему ты не хочешь поступить в обучение к Феджину?

– И сразу сколотить себе состояние? – усмехаясь, добавил Плут.

– А потом уйти от дел и зажить по-благородному? Я и сам так поступлю, скажем, через четыре високосных года, в следующий же високосный, в сорок второй вторник на троичной неделе, – сказал Чарли Бейтс.

– Мне это не нравится, – робко ответил Оливер. – Я бы хотел, чтобы меня отпустили. Мне… мне хотелось бы уйти.

– А вот Феджин этого не хочет! – возразил Чарли.

Оливер знал это слишком хорошо, но, считая, что опасно выражать открыто свои чувства, только вздохнул и продолжал чистить сапоги.

– Уйти! – воскликнул Плут. – Стыда у тебя нет, что ли? И гордости никакой нет! Ты бы хотел уйти и жить за счет своих друзей?

– Черт подери! – воскликнул юный Бейтс, вытаскивая из кармана два-три шелковых платка и швыряя их в шкаф. – Это подло, вот оно что!

– Я бы на это не пошел, – сказал Плут тоном высокомерно-презрительным.

– А друзей своих бросать вы можете, – с бледной улыбкой сказал Оливер, – и допускать, чтобы их наказывали за вас?

– Ну, знаешь ли, – отозвался Плут, размахивая трубкой, – это было сделано из внимания к Феджину, ведь ищейки-то знают, что мы работаем вместе, а он мог попасть в беду, если бы мы не улизнули… Вот в чем тут дело, правда, Чарли?

Юный Бейтс кивнул в знак согласия и хотел что-то добавить, но, внезапно вспомнив о бегстве Оливера, захохотал, и дым, которым он затянулся, попал не в то горло, вследствие чего он минут пять кашлял и топал ногами.

– Смотри! – сказал Плут, доставая из кармана целую пригоршню шиллингов и полупенсовиков. – Вот это развеселая жизнь! Не все ли равно, откуда они взялись? Ну, бери! Там, откуда их взяли, еще много осталось. Что, не хочешь? Эх ты, простофиля!

– Это очень дурно, правда, Оливер? – сказал Чарли Бейтс. – Кончится тем, что его за это вздернут, да?

– Я не понимаю, что это значит, – отозвался Оливер.

– А вот что, дружище! – сказал Чарли.

С этими словами юный Бейтс схватил конец своего галстука, дернул его кверху и, склонив голову набок, издал сквозь зубы какой-то странный звук, поясняя с помощью этой веселенькой пантомимы, что вздергивание и повешение – одно и то же.

– Вот что это значит, – сказал Чарли. – Смотри, Джек, как он таращит глаза! Никогда еще я не видывал такого простофилю, как этот мальчишка. Когда-нибудь он меня окончательно уморит, знаю, что уморит.

Юный Чарльз Бейтс, снова расхохотавшись так, что слезы выступили у него на глазах, взялся за свою трубку.

– Тебя плохо воспитали, – сказал Плут, с большим удовольствием созерцая свои сапоги, вычищенные Оливером. – Впрочем, Феджин что-нибудь из тебя сделает, или ты окажешься первым, от которого он ничего не мог добиться. Начинай-ка лучше сразу, потому что все равно придется тебе заняться этим ремеслом, и ты только время теряешь, Оливер.

Юный Бейтс подкрепил этот совет всевозможными увещаниями морального порядка; когда же они были исчерпаны, он и его приятель мистер Даукинс принялись описывать в ярких красках многочисленные удовольствия, связанные с той жизнью, какую они вели, и намекали Оливеру, что для него лучше безотлагательно снискать расположение мистера Феджина с помощью тех средств, которыми пользовались они сами.

– И вбей себе в башку, Ноли, – сказал Плут, услыхав, что еврей отпирает дверь наверху, – если ты не будешь таскать утиралки и тикалки…