Приключения Оливера Твиста

После недолгой беседы, в которой все трое принимали живое участие, было решено, что завтра, в сумерках, Нэнси отправится к еврею и уведет с собой Оливера; при этом Феджин хитро заметил, что, если Оливер вздумает оказать сопротивление, он, Феджин, с большей готовностью, чем кто-нибудь другой, согласен сопровождать девушку, которая недавно заступалась за Оливера. Торжественно условились также, что бедный Оливер, ввиду задуманной экспедиции, будет всецело поручен заботам и попечению мистера Уильяма Сайкса и что упомянутый Сайкс будет обходиться с ним так, как сочтет нужным, и еврей не призовет его к ответу в случае, если Оливера постигнет какая-нибудь беда или окажется необходимым подвергнуть его наказанию; относительно этого пункта договорились, что любое заявление мистера Сайкса по возвращении домой будет во всех важных деталях подтверждено и засвидетельствовано ловкачом Тоби Крекитом.

Когда с предварительными переговорами было покончено, мистер Сайкс с ожесточением принялся за бренди, устрашающе размахивая ломом, во все горло, весьма немузыкально распевал какую-то песню и выкрикивал отвратительные ругательства. Наконец, в порыве профессионального энтузиазма, он пожелал показать свой ящик с набором воровских инструментов; не успел он ввалиться с ним в комнату и открыть его с целью объяснить свойства и качества различных находящихся в нем инструментов и своеобразную прелесть их конструкции, как растянулся вместе с ящиком на полу и заснул, где упал.

– Спокойной ночи, Нэнси, – сказал еврей, снова закутываясь до ушей.

– Спокойной ночи.

Взгляды их встретились, и еврей зорко посмотрел на нее. Девушка и глазом не моргнула. Она так же не помышляла об обмане и так же серьезно относилась к делу, как и сам Тоби Крекит.

Еврей снова пожелал ей спокойной ночи, украдкой лягнул за ее спиной распростертое тело мистера Сайкса и ощупью спустился по лестнице.

– Вечно одно и то же, – бормотал себе под нос еврей, возвращаясь домой. – Хуже всего в этих женщинах то, что малейший пустяк пробуждает в них какое-то давно забытое чувство, а лучше всего то, что это скоро проходит. Ха-ха! Мужчина против ребенка, – за мешок золота!

Коротая время за такими приятными размышлениями, мистер Феджин добрался по грязи и слякоти до своего мрачного жилища, где бодрствовал Плут, нетерпеливо ожидавший его возвращения.

– Оливер спит? Я хочу с ним поговорить, – были первые слова Феджина, когда они спустились вниз.

– Давным-давно, – ответил Плут, распахнув дверь. – Вот он!

Мальчик крепко спал на жесткой постели, постланной на полу; от тревоги, печали и затхлого воздуха своей темницы он был бледен, как смерть, – не мертвец в саване и гробу, но тот, кого только что покинула жизнь и чей короткий юный дух секунду назад вознесся к небу, а грубый воздух земного мира еще не успел изменить тленную оболочку…

– Не сейчас, – сказал еврей, потихоньку отходя от него. – Завтра. Завтра.

Глава XX, в которой Оливер поступает в распоряжение мистера Уильяма Сайкса

Проснувшись утром, Оливер с большим удивлением увидел, что у его постели стоит пара новых башмаков на прочной толстой подошве, а старые его башмаки исчезли. Сначала он обрадовался этому открытию, надеясь, что оно предвещает ему освобождение, но надежда быстро рассеялась, когда он уселся завтракать вместе с евреем и тот сообщил ему, что сегодня вечером его отведут в резиденцию Билла Сайкса, причем тон и вид еврея еще более усилили его тревогу.

– И… и оставят там совсем, сэр? – с беспокойством спросил Оливер.

– Нет, нет, мой милый, не оставят, – ответил еврей. – Нам бы не хотелось расставаться с тобой. Не бойся, Оливер, ты к нам вернешься! Ха-ха-ха! Мы не так жестоки и не отпустим тебя, мой милый. О нет!

Старик, склонившийся над очагом и поджаривавший кусок хлеба, оглянулся, подшучивая над Оливером, и захихикал, давая понять, что прекрасно знает, как рад был бы Оливер уйти, будь это возможно.

– Я думаю, мой милый, – сказал еврей, устремив взгляд на Оливера, – тебе хочется знать, зачем тебя посылают к Биллу?

Оливер невольно покраснел, видя, что старый вор отгадал его мысли, но храбро сказал: да, ему хотелось бы это знать.

– А как ты думаешь, зачем? – спросил Феджин, уклоняясь от ответа.

– Право, не знаю, сэр, – отозвался Оливер.

– Эх ты! – воскликнул еврей и, пристально всмотревшись в лицо мальчика, с неудовольствием отвернулся. – Подожди, пусть Билл сам тебе скажет.

Еврею как будто досадно было, что Оливер не проявил большого любопытства. Между тем дело объяснялось так: хотя Оливер и был очень встревожен, но его слишком смутили серьезные и лукавые взгляды Феджина и его собственные мысли, чтобы он мог в тот момент задавать какие-нибудь вопросы. Но другого случая ему уже не представилось, потому что вплоть до самого вечера еврей хмурился и молчал, а потом собрался уйти из дому.

– Ты можешь зажечь свечу, – сказал он, поставив ее на стол. – А вот тебе книга, читай, пока не зайдут за тобой. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – тихо отозвался Оливер.