Приключения парижанина в Океании

Друзья покинули игорный дом, еще не затихший после скандала, и направились в свою гостиницу. Найти ее было нелегко. Нужно быть моряком, чтобы ориентироваться в лабиринте узких переулков, которые скорее похожи на переплетения водостоков, чем на улицы. Они переплетаются между собой, карабкаются по горам, спускаются в овраги и, наконец, теряются среди китайских лачужек, разбросанных безо всякого порядка.

Основанный в 1557 году португальцами Макао лежит на самой оконечности полуострова. Он насчитывает до двухсот тысяч жителей, из которых только семь тысяч европейцы. Часть города, где живут последние, представляет собой крепость с пушками, направленными во все стороны.

Фрике и Пьер бродили по переулкам и только к рассвету добрались до дома.

В то время, когда они входили, мимо прошли две темные фигуры.

— Клянусь брюхом тюленя, — вскричал Пьер, пристально всмотревшись, — это тот самый американец, который вздул шулера, и португалец, который хотел тебя убить!

Наутро друзья отправились в «Баракон», как называлось здание китайской эмиграционной конторы. Некогда это здание принадлежало иезуитам, теперь же служило перевалочным пунктом для бедных кули.[4]

Первым навстречу французам попался португалец Бартоломео.

С удивительным спокойствием он подошел к Фрике и с подобострастием стал расспрашивать о здоровье. Не получив ответа, негодяй удалился, скорчив отвратительную гримасу, которая должна была изображать улыбку.

— Прощайте, сеньор, — говорил он, уходя, — будьте здоровы. Надеюсь, что вы никогда не забудете вашу встречу с Бартоломео ди Монте.

Пьер де Галь и Фрике, не обращая внимания на слова португальца, вошли к главному чиновнику эмиграции.

Помещение было убрано с непомерной роскошью, в которой европейский комфорт соседствовал с богатством Востока. Но едва вы покидали порог комнаты и оказывались в коридоре, все изменялось.

Тут начиналось царство нищеты и голода. Бедные, оборванные китайцы, в течение целых суток не имевшие щепотки риса во рту, покорно ожидали решения своей участи. Они с унынием, гонимые неумолимым голодом, покидали зеленые берега Небесной империи, как будто предчувствуя, что больше их не увидят.

Действительно, из десяти тысяч китайцев, которые ежегодно покидают Макао и приезжают в Калао, и из пяти тысяч направляющихся в Гавану после закрытия Сан-Франциско, добрая половина не возвращается совсем, и очень многие совершают обратное путешествие на кораблях-гробах.

Лучшая участь постигает работников, которые уезжают на плантацию французских колонистов в Суматре: там на них не смотрят, как на рабов или вьючных животных, а главное, никогда не лишают свободы, в то время как в английских и испанских колониях рабочие попадают в вечную кабалу. Она, собственно, начинается с первого дня поступления китайца в «Баракон». Его кормят несколько недель и записывают это в счет; хозяин берет его в работники, и чудовищные комиссионные вычитаются из будущего жалованья китайца; болезнь или малейшая погрешность в работе наказываются крупными штрафами из скудного жалованья, и несчастный, работая как вол, находится долгое время в полном рабстве.

Мы уже знаем, что Фрике и Пьер де Галь были посланы французскими колонистами Суматры для найма рабочих. Честные и гуманные труженики не хотели приобретать рабов — им нужны были только способные работники.

Судно, зафрахтованное для перевозки, было невелико, всего семьсот тонн, при двигателе в двести лошадиных сил. Оно было построено в Америке, но владелец почему-то дал ему имя китайского мудреца Лао-цзы. Кроме того, капитан нарисовал на носу корабля огромный глаз, как это делают китайцы для отведения морских бед, что придавало пароходу вид каботажного судна китайских портов.

Когда все формальности были соблюдены и колониальный служащий обошел ряды китайцев с вопросом, по своей ли воле они едут, Фрике подписал контракт с агентством и внес за каждого китайца по восемьсот франков.

На этом закончилась двухнедельная процедура найма работников, и задержка была только за «Лао-цзы», начавшим разводить пары, чтоб сняться с якоря. Этот американский пароход с китайским названием был чрезвычайно грязен. Цветной экипаж его, как будто набранный со всего мира для коллекции, был скорее похож на шайку бандитов, чем на честных матросов.

Бросив взгляд на грязную палубу, на убранные паруса, на беспорядочно наваленный товар, Пьер де Галь, старый матрос французского военного флота, только покачал головой и проворчал несколько самых сильных морских проклятий.

— Грязная шаланда для мусора, — говорил почтенный моряк. — Это скорее китайский пират, чем честный купец.[5] И разве это экипаж?.. Какой-то малаец, хромоногий негр, косой португалец… Тысяча залпов! Это зверинец и больше ничего!

Рассуждать было уже поздно: «Лао-цзы» отдал швартовы и отвалил от пристани.

— Вперед! — раздалась команда с мостика.

— Черт возьми! — вскричал Фрике, обернувшись. — Капитан нашей шаланды, оказывается, тот самый малый, который побил вчера шулера в игорном доме! Да и старшего помощника вчера мы тоже встречали.