-А еще мне пришили статью за вандализм, выразившийся в осквернении "Гжелкой" памяти Великого Моцарта, и столичная Консерватория запретила посещать концерты с его участием, равно как прослушивать и просматривать их в аудио-видео-теле-кино-цифровом формате. Но и это не все! Разбитая коммерческая палатка выставила счет в стоимость товарного вагона баварских сосисок, на подделке которых она специализировалась.
Да и водительских прав лишили на год. Я так и не понял, за что. Одним словом, хорошо я тогда погудел тайком от благоверной, ничего не скажешь. - Безнадежно просевший газовыводящий фундамент Трансмиссия Газоотводовича издал привычный треск, и автоволк безвольно скрючился.
- А что жертвы наезда твоего "Жигуленка", они не возмущались? - по-кавказски сделикатничал философ Эпикур Ницшеашвили.
- Нет, с ними дело выгорело на ять, - оживился Покрышкин. - Усопшие были приезжими из Молдавии и нагло настаивали на выплате заработной платы. Как будто у хозяев нет других забот.
Их случайная физическая утрата принесла "Двум пальцам в рот" недурственную экономию, покрывшую четверть стоимости утраченных фальшивых сосисок, изготовленных из отборных немецких овчарок, вышедших на пенсию по климаксу.
А еще моя трезво-забористая паранджа обнаружила в бардачке разбитого "Жигуленка" запечатанную упаковку таймырских презервативов. Только ты, Батонэ Эпикур, не подумай чего худого.
Мне презентовала их белокурая курочка, которую я подобрал на столичной кольцевой. Она "отбарабанила" в мотеле "Солнечный" с хозяином обувных салонов подмосковного Ногинска, авантажным ножным фетишистом, зализавшим ее ступни чуть ли не до дыр, так что и шагу не ступишь, и уломала доставить в родной Электрозаводск. Я поддался на путанские чары, а как подкатили к подъезду, тут она меня и огорошила.
"Монетой, - говорит, - рассчитаться не могу, падла клиент мало того, что не заплатил, а еще и от меня потребовал компенсацию за "грибки" на обсосанных им пальцах. Зато презервативы остались. Мой таймырский сутенер обычно натягивает их на свечи зажигания тещиной "бээмвухи", мамки нашей, чтобы не засаливались. Испытай-ка и ты новинку от службы досуга". - Ну, я и запал на эту дудочку (Покрышкин, по-видимому, имел в виду "удочку". - Авт.), бросил "защиту свечей" в бардачок, да так про нее и забыл. Жена напомнила. Она закатила истерику, словно я оказался голубым твердопенисным импотентом, распечатала упаковку и натянула рыжий презерватив мне на нос.
И Покрышкин посмотрел на хозяина " Зова Судьбы" так, будто это он подсунул в бардачок его "Жигулей" разноколерный комплект таймырских презервативов, а затем заткнул одним из них нюхательный аппарат облапошенного водилы.
Страдания тех дней не прошли даром. Левый глаз рассказчика задергался и сплющился, а высунутый кончик языка придал ему вид почти добропорядочного идиота.
Макарыч задышал в затылок Газоотводовичу и попытался разрядить опасное напряжение.
- А презервативы в упаковке были пользованные или нет? - спросил он таким задушевным голосом, каким теща бросает в суде обвинения в адрес негодника-зятя, оформляющего развод с любимой дочерью в связи с предстоящей женитьбой на ее маме. Трансмиссий обернулся и тупо уставился теперь уже на журналиста.
- А то ведь жена могла и ошибиться, - поспешил объяснить Макарыч. - Как-то сорвался я за хлебом и прихватил с собой заодно пакет с мусором, чтобы выбросить по дороге.
Но получилось, что задумался, размышляя о соотношении Бердяевской эсхатологической метафизики, пасующей перед временем и возводящей в абсолют вечность, с жизнелюбивым Кантовским вечным миром, подтверждаемым государствами через определенные временные интервалы, да так с этим пакетом и зашел в "Ramstor". В лавке мусорного бака не оказалось, поэтому я сдал багаж в камеру хранения, купил батон "Недорезанного Подмосковья", положил его в супермаркетовский тюрик, забрал из камеры хранения картуз с мусором и направился в родное логово уже с двумя пакетами.
Минуя помойный контейнер, я опять воспарил, на этот раз к Прудоновской анархии, объясняющей неприятие такими недоиндивидами, как я, всяких стадособственнических законоустановлений, а заодно к Вольтеровской трактовке добродетели и порока, относящей невежественную тиранию государя за счет дебилизма его подданных, уповающих компенсировать прижизненные страдания посмертной славой, и в результате осеменил дерьмоемкость пакетом не с мусором, а с хлебом.
И вот заявляюсь домой с тем же тюком, с которым ушел, то бишь с отходами. А в них, сами понимаете, среди прочих семейных ценностей, достойное место занимали побывавшие в сексбаталиях презервативы.
Моя десятая жена, Склеритта Приснопамятовна, страдала от рождения старческим склерозом (она помнила только день моей зарплаты) и, основательно покопавшись в натюрморте, тоже обвинила меня в завуалированном разврате и закатила грандиозный скандал с битием маминых мельхиоровых тарелок.