Приключения покойника. Маленькая Петербургская поэма-фантасмагория в прозе

После этого случая я все свои вещи убираю в шкаф и закрываю на ключ, чтобы они не разбежались, но прятать свои собственные ноги в шкаф мне просто не могло прийти в голову.

— Только бы они никому не попались на глаза, — растеряно прошептал я, — особенно Мише Горбатому, которому я должен тринадцать центов.

Но, кажется, все обошлось, мои босые ноги прошлепали по коридору и вышли из квартиры. Я подошел к окну и посмотрел вниз. Ноги обошли фонарный столб и важно прошествовали в сторону Крюкова канала.

И здесь я упокоился, ведь на них не написано, кому они принадлежат. Кто может подтвердить, что это именно мои ноги, а не кого-то другого. Действительно, в этом нет ничего страшного, в конце концов, это не голова, по которой все мои знакомые и родственники понимают, что это я, а не Миша Горбатый или соседка Наталья Петровна. И я смело закурил вторую папиросу».

После прочтения рассказа состоялось небольшое обсуждение. К сожалению, очень многим он не понравился, рассказ был слишком реалистичен, в нем не было ни фантасмагории, ни вымысла.

Покойник уже сидел в удобном кресле в великолепной гостиной, в которой горели свечи. Санитары переодели его, теперь на нем были черная фрачная пара, белые перчатки, цилиндр, в правой руке он держал изящную тросточку с медным набалдашником в форме льва. Серафим тоже хотел принять участие в обсуждении произведения молодого писателя, но промолчал, он, к сожалению, ничего не понимал в литературе. Потом ему ужасно мешал фрак, он же был еще совсем молодым сумасшедшим и чувствовал себя в нем немного неуютно. И тот мешал ему свободно мыслить.

После литературного вечера сумасшедший симфонический оркестр исполнил Третий концерт Рахманинова. Оркестр играл неописуемо хорошо. От счастья, которое переполняло Серафима, он расплакался. Покойник сидел и плакал, как плачут все нормальные люди, когда им очень хорошо или очень грустно. И здесь он вспомнил, что забыл написать письмо в странный город Лондон.

Но выйти из сумасшедшего дома было невозможно. Он был обнесен высокой каменной стеной, на ней постоянно дежурили санитары, они стояли через каждые двадцать семь сантиметров и держали в руках черные резиновые дубинки. У покойника оставался единственный выход — исчезнуть. И он исчез, и сразу оказался на площади рядом с Владимирским собором.

Наступила ночь, на площади никого не было, горожане спали в своих огромных коммунальных квартирах. Рядом с грязной урной стояла старуха в дырявом, ободранном драповом пальто под сломанным зонтиком. Идти ей было некуда, ее единственный дом, где она прожила всю свою жизнь, почему-то убежал от нее, и теперь она стояла рядом с храмом и просила милостыню даже ночью, на всякий случай, а вдруг ей повезет, и кто-нибудь подаст.

Покойник полез в карманы фрака в надежде, что там есть деньги, но там не оказалось даже самых мелких монет. В сумасшедших домах иметь деньги не принято. Тогда Серафим снял фрак и протянул его старухе. Во-первых, ему стало очень жалко ее, а во-вторых, его сразу могли принять за сумасшедшего, ведь только сумасшедший может разгуливать ночью по Владимирской площади во фраке, в цилиндре и белых перчатках.

Старуха очень обрадовалась этому подарку. Она никогда не видела такой красивой одежды и попросила Господа Бога, чтобы тот пожелал Серафиму здоровья, потом внимательно посмотрела на него, перекрестилась, бросила зонт на тротуар и, чертыхаясь и подпрыгивая, что было несколько странно для ее преклонного возраста, убежала, придерживая фрак под мышкой.

Покойник остался один, он стоял в белоснежной сорочке, в цилиндре и белых перчатках, но в такой одежде оставаться тоже было небезопасно. Тогда Серафим выбросил цилиндр и перчатки в урну, рядом с которой стояла старуха, и посмотрел по сторонам.

На Владимирской площади стоял рассеянный троллейбус третьего маршрута и протирал осенними листьями очки в серебряной оправе. Он был близорук, и троллейбусный врач выписал ему очки.

Было тихо и беспокойно. Неожиданно появился Федор Михайлович Достоевский, он шел в свой любимый храм. Серафим хотел его поприветствовать и поднять цилиндр, но его сумасшедший головной убор уже лежал в урне. Тогда он просто поклонился, Федор Михайлович ответил ему тем же и скрылся в глубине Владимирского собора.

Со стороны Витебского вокзала к Владимирской площади мчался огромный черный автомобиль без водителя. Это очень удивило проходящего по Загородному проспекту голодного студента. Черный автомобиль чуть не сбил близорукий троллейбус и резко затормозил рядом с покойником.

«Это конец», — подумал Серафим и перекрестился.

Дверца автомобиля открылась, оттуда показалась огромная когтистая лапа и поманила покойника к себе. Серафим подошел поближе, заглянул в салон и увидел сидящую на заднем сидении чудовищных размеров крысу, референта Министерства неясных происшествий, невозмутимо курящую папиросу «Беломор».

— Садитесь, — произнесла крыса очень странным голосом, напоминающим шипение водопроводного крана, когда в нем пропадает вода.