– Послушай, Семён, – встрял Алёха, – не рви душу-то. Сами знаем, что дело наше не совсем чистое и даже не ангельское. Но не могёт бысть для любого народа страшней и истребительней дела, чем смута братоубийственная, когда, брат на брата с вилами да с топорами идёт. А вспомни ка ты, друг любезнай, как во время смутное, Гришкино, что сто лет назад тому на Руси приключилось, как в энти – то времена, сколь кровушки русской братия пролили?. Как во Кремле нашем, Московском, ляхи поганые уже сидели, как татары да люди лихие по Руси гуляли, как один царь другого анафемой клял, да как простые крестьяне с голодухи мёрли? А нынче хотят враги страны нашей, народа нашего, такую же смуту на державе нашей учинить, что бы богатствами нашими завладеть и рабами нас всех изделать. И этому, мы, слуги государевы, помешать обязательно должны. Ведь пока мы с извергом Карлой воевали, народы европейские такую же смутную войну, за корону Гишпанскую учинили. Сколь народу полегло – мильон, а может и боле того? И всё за то только, кто же сидеть будет на троне Гишпанском. Нет уж, брат, уволь нас от новой смуты, уволь народ наш российский. Да, это правда, что государь наш суров и порой жестокосерден, но он ведь за державу нашу радеть и великую сражению ведет, а значить и дело его правое, и мы ему поэтому всею душою нашей и служим.
– Ишь ты! – подумал Савва. – Каков казак наш стал! Излагает, как деятель политический и изощрённый. Далеко может пойти по службе. Молодец, правильно себя держит. Да и Давыд – верный человек. Люблю я их, чертей, друзей своих. Вот каковы стали! С такими слугами государь наш большие дела может сделать!
– Ну ладно, считай, договорились… Серёга, давай сюда пленников наших, по одному, хто ешо могёт…
Уже стемнело, на чёрном небе зажглись алмазами яркие чужие звёзды. Опрокинутый серп луны тускло и жёлто освещал погрузившийся в ночную мглу город. Холодной сыростью повеяло с моря. Во дворе зажглись факелы, осветившие сидящих на каменных скамьях людей, отбрасывавших какие-то фантастические тени, придавая происходящему какую-то сказочность и не реальность. Серёга стал одного за другим выводить из зиндана измождённых пленников. Их было всего восемь. Разноплеменная кучка измученных, израненных, изголодавшихся людей, потерявших всякую надежду на освобождение. Они и не поняли, для чего их вытаскивают из их норы, их могилы, где освобождением своим он уже считали приближающуюся гибель, которая всё не наступала. В этой компании было три испанца, англичанин, грек, один купец из Неаполя, капеллан из Тулузы и странного азиатского вида человек, совершенно неопределённого возраста, заросший жиденькой седой бородёнкой, с плоским и жёлтым, как полная луна, лицом и со щелочками раскосых чёрных глаз. Никто из пленников, как выяснилось, не общался с г. Бравуром и ничего не мог сказать о его спутнице. Азиата Савва допрашивал последним.
– Как твоё имя, понимаешь ли ты меня? – спросил Савва его сначала по-турецки. Азиат отрешённо молчал. Плоское лицо его не выражало никаких эмоций. Савва переспросил по-немецки, потом по-голландски. Результат был тем же самым.
– Тфу ты, чёрт косоглазый, прости господи, татарва косорылая, ну ни хрена не понимает! – встрял в допрос Алёха.
– Моя всё понимает, всё видит и всё знает, господина – внезапно по-русски ответил азиат. «Моя знает всё, что раньсе было и дазе то, что будет потома.
– Да кто же ты, откуда будешь – то? – по-русски переспросил Савва.
– Моя имя Ван Хо, моя приехала из страны Цин, моя есть посранника насего верикого императора, поверитеря Поднебесьной. Есри твоя меня вырусит, моя имперанора сделает тебя ооосень богатым….
– Сначала ответь мне, ты что-нибудь знаешь о Бравуре, что умер намедни, он тебе что-нибудь рассказывал о себе или о спутнице своей, с коей в полон попал?
– Немного рассказара, немного сама знаю…
– Ну так давай, говори, харя косорылая, чего лыбисся? – опять встрял Алёха.
– Погодь, погодь, Алёха, остынь маленько, дело очень важное и деликатное. Доверь уж мне дипломатию эту. А то из-за тебя, чёрта, всё дело погубим. Ну так расскажи, что он тебе рассказывал, а что сам знаешь и откуда?
– Моя будет рассказывать дорго. Снасяра пусть хозяина сибко накормит усех пренников. Потом утром я рассказю усё, сто знаю, усё, сто было и сто будет потома. Моя знает, где находится госпожа Сабрина, которую вы иссете, и ессё много всего знаю…
– Ладно, этот Ван Хо, наверное прав, утро вечера мудренее. Семён, покорми их немного, – это за мой счёт. Только не перекорми, а то все от живота помрут.
– Ну, лады, раз за твой счёт, то, пожалуй, и покормлю. А завтра продолжим допрос этого косоглазого.
Утром, после обильной трапезы и похмельного возлияния Савва с Алёхой в присутствии Семёна продолжили допрос пленного китайского посланника.
– Ну, давай, рассказывай, всё по порядку, что знаешь, а что капитан тебе рассказал?
– Сама я знаю, сто тот девиса, котолый вы исите зива….
– А откуда знаешь – то?