Обернувшись, я выразительно смотрю на присутствующих. Монашки тут же вспоминают о недоделанных ими делах. Отец Назарий также находит благовидный предлог и отступает в сторону, а вот Мелентий, похоже, никуда не собирается. Ну и пусть, он наши сложные взаимоотношения знает, наверное, лучше всех. Я же внимательно смотрю на строгое и вместе с тем прекрасное лицо монахини.
Здравствуй, Ксения Борисовна, приветствую я дочь Годунова. Сколь раз тебе говорено… вздыхает женщина, Ольга меня теперь зовут! Инокиня Ольга. Как скажешь… досточтимая матушка. Спросить чего хотел, Иван Федорович? Да вот заехал узнать, каково поживаешь. Слава Господу, все благополучно у нас. Уже хорошо. Это ты велел Авдотье девочек сюда на богомолье водить? Можно подумать, ты дочь видеть не рада… Эх, Иоанн-Иоанн, ничего-то ты не понимаешь. Инокиня я теперь Христова невеста, а ты мне мир да грехи мои забыть не даешь! Ты знаешь, что я про твои грехи думаю. Знаю. Ты что свои грехи, что чужие таковыми не считаешь. Да только Господь-то все видит! Пусть смотрит. Не говори так! Не буду. С Марьей-то говорила? Нет. Благословила только. Ох, змей ты искуситель, а не царь православный! Ну вот, снова здорово! Я думал, ты с ней поговоришь да на путь истинный наставишь. Случилось чего? встревоженно спросила Ксения. Да нет покуда, но может случиться. Уж больно своенравная девка растет. Пока маленькая, это забавно, а вот заневестится хлебнет горя. Отчего это? закручинилась игуменья. Разбаловали… ну ладно, я и разбаловал тоже. Сама знаешь, мои дети далеко, а Машка рядом. Авдотья перечить и думать не смеет, а Анисим тот еще жук… Ты обещал ее за море увезти. Хоть в Стокгольме, хоть в Мекленбурге судьба у нее все равно одна женская! Да и неспокойно в Европе скоро будет. Вон в Чехии уже заполыхало. А от меня чего хочешь? Не знаю, Ксения, а только повязала нас с тобой эта девочка. Жалеешь, поди, что искать ее взялся? Нет, царевна, много есть дел, о которых жалею, а про это нет. Она мне как дочка теперь. Странный ты. Разве? Еще как. Роду ты высокого и престол тебе с отрочества уготован был, а ты его будто и не хотел вовсе, а потому тебе судьба, словно в наказание, другой престол дала. В наказание? А как же, тебе ведь трон в тягость! Тебе бы коня, да ветер в лицо, да саблю в руки! Ты ведь и строишь если что, так сразу смотришь, как оборонять будешь. А если ремесло или хитрость какую заводишь, так для того, чтобы рати водить способнее. Слух прошел, будто королевич Владислав войско собирает на Москву идти… а был бы поумнее он, так сидел бы дома да не будил лиха. Потому что тебе это только и надобно и ты этого похода ждешь больше него! Эко ты… Подожди, царь православный, не закончила я еще! Молод ты, и собой хорош, и женщины тебя любят, и ты их. Да только ни одну из них ты счастливой сделать не сможешь, и не потому, что человек ты плохой, а просто судьба у тебя такая. И коли ты добра Марии желаешь оставь ее в покое! Пусть растет как растет, пусть не знает, кто ее родители, лучше ей так будет. Отчего же лучше? Да оттого, что близ престола близ смерти! Я через то сколько горя приняла… и потому единственной своей дочери такой участи не желаю. Оттого и видеться с ней не хочу, и забота наша с тобой ей не нужна. Уж если Господь ее до сих пор хранил, так неужели ты в гордыни своей думаешь, что лучше с тем справишься? О детях хочешь заботиться? Так о своих побеспокойся, герцог-странник. Если бы ты хотел этого, так давно бы и жену сюда привез, и детей, и в купель их волоком затащил!..
Голос царской дочери сорвался, и она замолчала, но уже скоро справилась с волнением и закончила как ни в чем не бывало:
Что еще посмотреть хочешь в обители нашей, государь? Да посмотрел уж на все, вздохнул я, разве что спросить хотел прочие насельницы как поживают? Нечто они тебе жалоб слезных не пишут? Да пишут, наверное, только сама знаешь до Бога высоко, до царя далеко. Мне иной раз и прочитать их послания недосуг. Так пойди сам спроси, раз уж пришел.