Приключения принца Иоганна Мекленбургского

Толмачом у Ртищева служил Алексей Лопатин, происходивший из тульских боярских детей. Лет пятнадцать назад он попал в плен к татарам и был продан ими в Турцию. Поговаривали, что в неволе он принял мусульманство и через то вошел в доверие к купившему его аге. Затем его хозяин получил должность в Белградском вилайете и отправился к новому месту службы, прихватив с собой своего русского раба. Война в тех краях никогда не прекращалась, и в одной из стычек боярский сын оглушил османа и перебежал к австрийцам, прихватив его с собой. Затем он какое-то время служил наемником, воевал то в Хорватии, то в Венгрии, и после нескольких кампаний его отряд в полном составе оказался в Польше, а затем и в раздираемой смутой России. Тут Лопатин снова поменял сторону и примкнул к ополчению. В столкновении с казаками Заруцкого он потерял руку, долго болел и, разумеется, не мог более служить в поместной коннице. Однако, научившись за время скитаний вполне сносно говорить на турецком, немецком и польском языках, нашел себе дело в Посольском приказе.

Ну-ка спроси его, с чего королевич решил, что это наших рук дело? велел Ртищев.

Вообще-то думный дьяк, как и многие во время Смуты, немного научился польской речи и мог бы обойтись без переводчика. Но одному, без товарища, в таком деле, как посольство, трудно, а с боярским сыном можно было хотя бы посоветоваться в затруднительной ситуации.

Ясновельможный пан посол, велеречиво начал перетолмачивать Лопатин, выражает свое несказанное уважение к вашему королевскому высочеству, а только никак не может уразуметь, в чем причина вашей немилости, ибо картинки сии видит впервые и не знает даже, что на них написано. Врет, каналья!.. прошептал Владиславу на ухо стоящий подле Казановский. Более того, продолжал толмач, вероятно смекнувший, что говорит фаворит королевича, в Москве мало кто знает этот язык, а потому вряд ли могли написать на нем что-либо. Зато ваш герцог прекрасно на нем изъясняется, саркастически воскликнул пан Адам. Чего он там лопочет?.. тихонько спросил дьяк. Говорит-де, что государь наш мог это написать. Тьфу ты, басурманин, чуть не сплюнул на глазах королевича Ртищев. Ивану Федоровичу что, делать больше нечего, как всякую неподобь малевать? Ясновельможный пан посол, снова начал Лопатин, говорит, что наш государь превзошел многие науки и всяким языкам разумен, однако в таком неподобном деле, как малевание бесовских картинок, николи замечен не был! Ну, это еще ничего не значит, вкрадчиво промурлыкал на ухо королевичу пан Адам, у этого герцога столько разных талантов, что обо всех вряд ли знает даже его родная мать! Чего он там шипит-то? тихонько переспросил не расслышавший его дьяк, вот же язык у людей шипят, будто, прости господи, полозы! Да хвалит царя нашего, пояснил толмач, сказывает, разумен больно. Что есть то есть, довольно закивал Ртищев, ты скажи ему, что он еще и миролюбив и хочет решить все полюбовно. Дескать, мы вас не знаем и вы нас не видели. Вот вам бог, а вот и порог! Пусть только пленных вернут. Ясновельможный пан посол… начал было Лопатин, но Казановский перебил его: Послушай, как там тебя ваша псячая мова не так уж сильно отличается от нашего христианского языка, чтобы вы не могли нас понимать! И если вы с этим напыщенным болваном думаете, что можете безнаказанно морочить нам голову, то сильно заблуждаетесь! Не будет вам ни мира, ни пощады, пока не покоритесь нашему всемилостивейшему господину королевичу Владиславу! Чего он там толкует? Ругается, невозмутимо пожал плечами толмач, сдавайтесь, говорит, либо живота лишитесь! Как обычно, значит, вздохнул дьяк, ну и ладно, пора и честь знать! Так ему и скажи. Государь, обратился тем временем к Владиславу Казановский, московитов нельзя выпускать! Они наверняка разнюхали все о наших приготовлениях и непременно донесут герцогу о них. Но это же послы! возмутился было королевич, но пан Адам поспешил его успокоить. Нет, это ваши подданные, возразил ему шляхтич, они почти наверняка присягали вашему величеству вместе со всеми, а потом изменили. К тому же нет никакой нужды заковывать их в кандалы. Достаточно приставить к ним охрану и взять с собой, а перед стенами Москвы отпустим! Пусть сообщат наш ответ узурпатору. А ты, оказывается, можешь быть коварным, мой друг, улыбнулся Владислав. Для вашего величества я могу быть кем угодно! поклонился фаворит. Скажи королевичу, что неладно делает! воскликнул посол. Я же говорил, что ты все понимаешь! с гаденькой улыбкой отвечал ему Казановский.

Через несколько минут после того как послов увели, в покои вошел гетман. Владислав сам даровал ему право входить без доклада, но на этот раз немного поморщился от бесцеремонности старого солдата.