Давно вы здесь? Мы знали, что вы непременно придете попрощаться с господином майором, чуть дребезжащим голосом пояснил старый Фриц. Сказать по правде, я полагал, что лучше подождать вас дома, но Элизабет настояла, и я пошел с ними. Ты не ошибся, старина… но почему вы не стали ждать меня дома? Прошу меня простить, ваше величество, присела в книксене Лизхен, но я боялась, что вы опять не пожелаете навестить нас. У меня было много дел. О, не подумайте, я никогда бы не осмелилась упрекать вас, но… Что «но»? Я боюсь. Боишься, но чего? Всего, мой господин. Я никогда не была трусихой, да и профессия маркитантки не для робких… но теперь я боюсь! Боюсь всего. Того, что вы больше не придете, и мы с малышкой Мартой останемся одни. Того, что ваши подданные сделают что-нибудь ужасное с нами. Мы совсем чужие в этой стране, и я постоянно боюсь, что с нами что-то случится. Что ты хочешь, Лизхен? устало спросил я свою многолетнюю любовницу. Наверное, не стоит вести такие разговоры на улице, ворчливо прервал нас старый Фриц. У местных скоро уши отвалятся от любопытства. К черту любопытных! Раз уж вы пришли сюда, я хочу знать, что вам нужно? Скажите, Иоганн, помялась Лизхен и пытливо взглянула мне в глаза, вы ведь не собирались сегодня навещать нас? Что за вопрос?.. Вы даже не попытались меня опровергнуть… значит, это правда. Полно, Лиза, что за вздор тебе приходит в голову! Иоганн, я хочу уехать. Я очень боюсь за себя и за маленькую Марту. Два года назад, когда Анна уговорила Карла уехать, я думала, что она дура. Вы ведь благоволили к ней, да и Карл был у вас на хорошем счету, а его кузен того и гляди станет генералом. Но она уговорила его все бросить и вернуться в Германию. И вот теперь я понимаю, что это я дура, а Анна все сделала правильно. Может быть, Карл не сделает такой карьеры, как Хайнц, но они будут иметь свой дом, семью и спокойную жизнь. Ты хочешь спокойной жизни? Да, хочу, для себя и для нашей дочери. Разве это так много? Послушай меня, девочка: если ты хочешь уехать, то я не стану тебя задерживать. Я знаю, ты кое-что скопила и вполне сможешь устроиться на новом месте и жить припеваючи. Но я ни за что не позволю тебе увезти дочь. У меня слишком много врагов, и если хоть кто-нибудь догадается, кто отец малышки Марты, я не дам за вашу жизнь и медной полушки. Эти люди никогда не решатся бросить мне открытый вызов, но с удовольствием отыграются на вас. Ты боишься, и я это понимаю, но если вы не будете рядом со мной, я не смогу защитить вас.
Закончив говорить, я наклонился и подхватил девочку на руки. Обычно она дичилась меня и старалась вырваться, если я пытался приласкать ее, но на этот раз малышка была на удивление смирной и лишь удивленно моргала своими пронзительно голубыми глазками. Поцеловав дочку, я поставил ее на землю и, вернувшись к коновязи, вскочил в седло.
Если Анна хотела спокойной жизни, сказал я Лизхен на прощанье, то она сделала чертовски неудачный выбор.
Покинув Иноземную слободу, я остановился в нерешительности. Возвращаться в кремль не хотелось совершенно, в последнее время его стены просто давили на меня, не давая свободно вздохнуть.
Куда прикажешь, государь? подал голос едущий за мной следом Вельяминов. Никита, а у тебя баня топлена? неожиданно спросил я у него. Коли повелишь, так недолго и истопить, пожал плечами в ответ окольничий. Ну раз недолго, так поехали.
Как оказалось, баню все-таки топили, и вскоре мы и присоединившийся к нам Анисим до исступления хлестали друг друга вениками, изнемогали от жары на верхнем полке и, наконец, измученные, но чувствующие себя чистыми душой и телом, сидели бок о бок на лавке в полутемной горнице. Тихонько скрипнула дверь, и к нам зашли Алена и названые дочери Пушкарева. Девушки принесли квас, оказавшийся как нельзя кстати.
Испей, государь, подала с поклоном ковш Вельяминова. Благодарствую, поблагодарил я и с жадностью припал к ковшу. Может, чего покрепче? спросил Анисим, но я только помахал рукой, дескать, не надо, завтра вставать рано.
Как ни странно, наши красны девицы, напоив нас, и не подумали уходить, а устроившись чуть в сторонке, принялись шушукаться. В другое время их бы, наверное, прогнали старшие, однако при мне не решились. Я же поначалу и не обратил на это внимания, а просто отстраненно смотрел в раскрытое окошко на темнеющее небо и размышлял о перипетиях жизни. Как случилось так, что я попал сюда, в это время? Почему история пошла не тем путем, который был известен здесь только мне, а совсем другим? И самое главное, почему и в этой жизни я совершенно одинок? Вроде есть и семья и дети, а я все равно продолжаю оставаться один.