Приключения принца Иоганна Мекленбургского

Парень выскакивает, как будто только моего зова и ждал. Выглядит он, кстати, не очень. Видать, все еще казнит себя за побег Янека и Агнешки. В принципе как ни крути, а вина за ним есть. Не уследил. То, что случившееся входит в наш план, отношения к делу не имеет. Тут с этим строго: раз виноват значит, ответишь! Если, конечно, царь не помилует. Царь, к слову, настроен помиловать, однако виду не подает.

Вот он я, государь… едва слышно говорит писарь. Перо, бумага с собой? спрашиваю, не оборачиваясь. Всегда, оживляется он, сообразив, что позвали не на казнь. Вот и держись рядом с тем и с другим. Ты ведь скоропись ведаешь? Ведаю. Ну вот и записывай для потомства. Что записывать-то? А все что увидишь. Что враги делали, чем наши ответили. Как я мудро командовал, как Анисим хреново исполнял. Все в подробностях! Чего это я и вдруг худо исполнял? поинтересовался подошедший поближе Пушкарев. Да кто тебя знает, бестолкового, пожал я плечами, видать, судьба такая. Ну, только если судьба… Вот что, повинуясь какому-то наитию, вдруг сказал я, возьми-ка чистый лист, и пока есть время пиши. Слушаюсь. Я, Божьей милостью, царь всея Руси и протчая и протчая и протчая, Иван Федорович, известный до восприятия святого крещения как великий герцог Мекленбурга, Иоганн Альбрехт из рода Никлотингов, находясь в трезвом уме и полной памяти, сим объявляю: если всемилостивейший Господь не попустит пережить мне этот день, то я завещаю все свои владения, титулы и средства в Священной Римской империи германской нации, моему сыну принцу Карлу Густаву Мекленбургскому. Из этих средств ему надлежит выделить в качестве приданого моей дочери принцессе Евгении сумму в двадцать тысяч гульденов единовременно, а также ренту в пять тысяч гульденов ежегодно. Помимо этого, наша дочь получает пожизненное право проживать в любом замке нашего герцогства по своему выбору. Помимо того, ему надлежит позаботиться о Кларе Марии Рашке, воспитаннице моей матушки герцогини Клары Марии Брауншвейг-Вольфенбюттельской, Мекленбург-Стрелицкой, урожденной принцессе Померанской, которую я признаю своей дочерью и объявляю принцессой крови Мекленбургского дома. После замужества означенной принцессе Кларе Марии в качестве приданого должна быть выплачена сумма в десять тысяч гульденов единовременно и пожизненная рента в тысячу гульденов.

Что же касается престола Русского царства, то для наследования его нашему сыну надлежит немедленно прибыть в Москву и принять там святое крещение, ибо в православной стране не может быть неправославного монарха. До достижения им возраста совершеннолетия завещаю управлять государством регентскому совету из следующих персон: боярина Ивана Никитича Романова, боярина князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Воспитателем сына назначаю окольничего Никиту Ивановича Вельяминова. Все записал?

Пока присутствующие с ошарашенным видом внимали моим словам, стоящий рядом Никита подвинулся еще ближе и тихонько шепнул:

А царицу Катерину чего не помянул?.. Приехала бы сюда, так была бы царицей, так же тихо ответил я, а на нет и суда нет. И чего это ты духовную грамоту писать удумал? Да так, чтобы не беспокоиться ни о чем. Ну-ну! Тогда тащите доспехи, что ли, облачаться будем.

Пока придворные помогали мне облачаться в доспехи, Первушка перебелил завещание согласно всем бюрократическим требованиям эпохи. То есть царское титло золотой краской, заглавные буквы красной, и еще массу каких-то заморочек, понятных только местным. Я недолго думая приложил печать, затем подписал сам и велел подписывать остальным присутствующим. После чего приказал:

Грамотку сию доставьте в Можайск к князю Пожарскому, пусть сохранит. Как прикажешь, государь.

Пока русский царь, неожиданно для себя самого, занимался составлением завещания, из польского лагеря стали выходить и строиться войска противника. Полк за полком, хоругвь за хоругвью, конные к конным, пешие к пешим. Отдельно гусары, отдельно казаки, отдельно наемники. Зрелище, надо сказать, было величественное. Если русские ратники все больше одевались скромно и единообразно, только рынды с податнями и кирасиры блестели латами на солнце, то поляки и литвины перед боем вырядились в пух и прах. Прежде всего, конечно, выделялась гусарская конница. Тут и великолепные стати коней, и богатые доспехи, и вычурная одежда самих ясновельможных панов. Поветовые хоругви выглядели несколько менее богато, однако совсем не терялись на их фоне, ибо каждый шляхтич счел своим долгом надеть все самое лучшее, что только смогло оказаться у него в гардеробе. Однако, несмотря на пышный вид, маневрировали их хоругви настолько слаженно, что пристально следящий за их маневрами Панин невольно восхитился их выучкой. Драгуны под его командованием еще немного погарцевали на виду у ляхов, а затем, повинуясь приказу своего ротмистра, дружно развернули коней и поскакали к своему лагерю.