Ты что-то хочешь сказать, пан Адам? спросил молодой человек у толстяка. Посмотри туда, дружок, и скажи мне, что ты видишь? Где? Ах там… это гусары строятся для атаки. Да, я тоже так подумал, покивал головой Криницкий, а чьи это флаги над ними? Гетманские. Стало быть, это наши литовские гусары… задумчиво проронил старый забулдыга. Не пойму я, к чему ты клонишь? Янек, ты ведь мне как сын, начал тот издалека, я ведь всегда к тебе хорошо относился… Я знаю, пан Адам, и очень благодарен тебе за твое участие. Да что говорить, даже с этим разбойником Михальским ты меня познакомил, и хотя я чуть не погиб, но если бы не плен я бы не повстречался снова с панной… Ну вот, опять свернул на свою Агнешку… с досадой прервал его толстяк, я ведь тебе о серьезных делах толкую! Хорошо-хорошо, слушаю тебя. Ты знаешь, что оба сына пана Замостского служат в хоругви пана гетмана? И что с того? нахмурился Корбут, которому было неприятно упоминание об отчиме и его сыновьях. Там сейчас будет жарко, неопределенно проронил Криницкий, явно намекая на поле боя. О чем ты? Да ни о чем, а только на войне всякое случается. К тому же пан Замостский стар и других наследников у него нет. Господи Иисусе! перекрестился Янек. Уж не хочешь ли ты сказать… Я хочу сказать, что тебе нет ни одной причины переживать за пана Замостского и его отродье, а вот если Господь или дьявол приберут их черные души, то имение останется выморочным, и ты сможешь вернуть себе и свой фольварк, и, может, еще что-нибудь в придачу. Зачем ты так говоришь… Конечно, они дурно обошлись со мной, но, видит бог, я не желаю им зла. Тебе бы ксендзом быть, пробурчал пан Адам, а не шляхтичем. Неужто ты хочешь всю жизнь провести, прислуживая другим? Верни ты свой фольварк смог бы жениться на хорошей девушке и завести семью. А я бы на старости лет нянчил твоих ребятишек и благословлял бы судьбу, пославшую мне… ты ведь не оставишь без куска хлеба старого друга? Ну конечно нет, а только об этом рано говорить, фольварка-то у меня еще нет. Хотя… послушай, будь у меня состояние, я мог бы посвататься к панне Агнешке… Ну вот опять, нахмурился толстяк, наблюдая за пришедшим в крайнее возбуждение товарищем, я же тебе сказал, что жениться надо на хорошей девушке, а ты опять о панне Карнковской. Она-то тут при чем?
Тем временем поляки возобновили атаку. Поскольку немцы потеряли значительную часть своих копейщиков и почти всех мушкетеров, их усилили остатками венгров, выбранецкой пехотой и спешенными казачьими хоругвями. Однако смешиваться друг с другом ни те, ни другие, ни третьи не захотели, а потому наступали каждый своим отрядом. Чтобы у герцога не было соблазна сосредоточить свои силы на атакуемом месте, Ходкевич приказал Мартину Казановскому, отцу фаворита королевича, проявить активность и на другом фланге. Тот недолго думая соединил несколько хоругвей пятигорцев, литовских татар и казаков и послал их в атаку. Это не слишком решительное наступление было легко отбито несколькими пушечными залпами, и о нем можно было бы и вовсе не упоминать, если бы не последовавшие затем трагические события.
После того как на батарее навели порядок, и де Мар еще раз обстрелял русские редуты, польская пехота снова пошла вперед. Однако на сей раз противник не стал ждать, пока они подойдут поближе, а сразу принялся осыпать их ядрами. Кажется, московитские пушкари здорово набили руку, и всякий залп приводил к тому, что в рядах наступающих появлялись целые просеки. Но если немцы или спешенные казаки стойко держались под обстрелом, то выбранецкие всякий раз, когда рядом шмякался чугунный мячик, так и норовили бежать куда-нибудь без оглядки. Впрочем, польские командиры были прекрасно осведомлены о качествах своей пехоты и потому поставили за их спинами немногих уцелевших венгров. Те были злы на русских за погром, устроенный им у Вязьмы, и злы на выбранецких, что те бросили их тогда, и потому безо всяких сантиментов возвращали малодушных в строй, не стесняясь прибегать в случае надобности к оружию.
Когда наступающие приблизились к линии русских укреплений, пушкари перешли на картечь, и тем сразу же стало жарче. Каждый залп тяжелых чугунных пуль выкашивал целые ряды противника. Сраженные люди падали, шедшие за ними переступали через трупы, поскальзываясь в лужах крови и запинаясь о тела товарищей. Наконец им удалось приблизиться на верный мушкетный выстрел. Первыми начинали поляки, их пехота, как обычно, построена в десять шеренг. По команде командиров первые девять опускаются на землю, а последняя дает залп. Следом за ними поднимается предпоследняя и тоже стреляет. Таким образом на врага обрушиваются десять залпов подряд, а затем они должны бросаться в атаку. Однако, пока они приближались, русские пушкари подкатили к переднему краю еще несколько орудий, удвоив таким образом количество стволов. И едва выбранецкие отстрелялись накрыли их залпами.