В этой дикой вакханалии многие предприимчивые люди умудрялись сделать свой гешефт на чужой беде. Не стал исключением и отец тогда еще не родившегося Юсупа. В этом бедламе он заметил юного офицера, совсем мальчишку, который из последних сил пытался пробраться сквозь орущую толпу к пароходу. Юноша прижимал к себе небольшой саквояжик. Опытным взглядом отец Юсупа подметил, что парнишка шатается не от усталости, он очень болен. Офицер пробрался к трапу, но на борт его не пустили, грубо оттолкнув обратно. Толпа оттеснила его, и парень чуть не упал, но отец Юсупа успел подхватить его под руку и оттащить в сторону. Офицер почти терял сознание, у него был сильный жар. Стало понятно, почему его не взяли на борт – опытная охрана сразу заметила симптомы тифа и не пожелала брать в рейс источник возможной эпидемии, несмотря на билет. Отец Юсупа повел парнишку к себе. Он надеялся выходить его и получить за это благодарность – юноша выглядел хоть и больным, но поистине аристократичным и богатым.
Но, когда офицер окончательно свалился в бреду у него дома, отец заглянул в саквояжик. И судьба несчастного мальчишки была решена. Саквояж был набит фамильными драгоценностями старинного дворянского рода. Настоящими предметами искусства баснословной ценности. Алчность мгновенно победила человеколюбие и милосердие.
Нет, убивать мальчишку не стали, не взяли греха на душу. Но и выхаживать не стали, дали спокойно угаснуть, как угольку в потухшем костре…
…Когда Юсуп говорил об этом, я посмотрел ему в глаза. Увиденное меня не порадовало. В глазах старого татарина не было ни стыда, ни раскаяния, ни сожаления. Только равнодушие и азарт…
…Так или иначе, семья Юсупа получила в наследство настоящие сокровища, а умершего офицера тайком прикопали где-то в степи, чтобы вопросов не было. Кто был этот мальчишка, какого рода, каких явно непростых кровей – никто уже никогда не узнает. Еще одна ниточка, оборвавшаяся и сгоревшая в пламени Гражданской войны. Сколько таких было…
Но воспользоваться полученным богатством оказалось очень непросто. Новые власти на богатых смотрели, мягко говоря, недобро. А уж нажитое сомнительным путем и вовсе отобрали бы в два счета. «К стенке прислониться» можно было и за пару лишних коров, не то что за саквояж с брильянтами. С другой стороны, как раз якобы «ничейных» драгоценностей по стране и тем более по благословенному Крыму бродило море разливанное. На барахолке запросто можно было встретить самое настоящее яйцо Фаберже в одном ряду с салом, солдатским сукном и самогонкой.
Можно было попытаться сбежать за границу. Но как бежать большой татарской семьей? Это ж целый пароход надо нанимать. Да и землю свою жалко, и хозяйство. Сначала надеялись, что господа вернутся и сбросят большевиков. Но время шло, а новая власть валиться не собиралась. Наоборот, порядки становились все жестче. Послевоенное время было голодным, умирали целыми семьями и деревнями. Но семья Юсупа никогда не бедствовала. И понятно почему. На черном рынке достать можно было все, хотя большевики и боролись со спекулянтами изо всех сил. Драгоценности, конечно, страшно упали в цене. И отец Юсупа скрежетал зубами, выменивая на мешок муки перстенек, за который раньше мельницу купить можно было.
Неизвестно, сколько бы это тянулось и чем кончилось, но грянула Великая Отечественная, и Крым оказался под пятой захватчиков. С их приходом крымским татарам вздохнулось посвободнее. Освобождение от большевиков они восприняли не то чтобы с восторгом, но без сожаления. Казалось бы, можно и достать кубышку. Но отец Юсупа осторожничал. Немцы, конечно, европейцы и люди культурные. Но уж очень вольно они относились к вопросам морали. И больно уж дешево у них ценилась жизнь «туземцев».
И ведь прав оказался старик. Не успели фашисты насладиться крымскими пляжами и винами, как вышибли их советские части с полуострова, как хорошая хозяйка мусор выметает.
Но у советской власти оказалась хорошая память. Хорошая и злая. Сейчас много спорят, было ли «переселение народов» заслуженной карой крымским татарам, чеченцам и другим, попавшим под жернова сталинской машины, или это были жестокие и бессмысленные репрессии. Так или иначе, но настал 1944 год, татар в одночасье погрузили в эшелоны и отправили из крымского рая в жуткие и бесплодные степи Казахстана.
А спрятанный саквояж, из которого не израсходовалось и десятой части, остался в каменистой крымской земле. Отец справедливо рассудил, что в «скотовозках», набитых людьми под завязку, под постоянной охраной и с регулярными шмонами, нет ни единого шанса сохранить сокровища. Надо лишь подождать немного, все опять изменится, они вернутся домой и отроют свое богатство.
Одного не мог предвидеть старик. Что до этого момента может пройти полвека. Что сам он в пути заболеет и найдет последнее пристанище в чужой степи, в безымянной могиле, как тот мальчишка-офицер, зарытый им самим под покровом ночи без креста и надгробия.