Приключения Родрика Рэндома

Я не понимал, как можно пробраться к тем, кто висел ближе к борту корабля, чтобы оказать им помощь, ибо казалось, что они загромождены телами лежащих снаружи и недосягаемы для всех навещающих. Еще меньше я мог постичь, как ухитрится мой приятель Томсон в этом положении поставить некоторым прописанный клистир; но вот он сунул в карман свой парик, в один момент сбросил кафтан, оставшись в одном камзоле, пробрался на четвереньках под койками больных, просунул голый череп меж двумя больными, раздвинул их плечом и исполнил свои обязанности. Мне не терпелось научиться, и я попросил его дать мне возможность проделать самому такую же операцию; когда он дал согласие, я разделся, по его примеру, и пополз, но в этот момент корабль накренился, и в испуге я с такой силой уцепился за первый попавшийся мне предмет, что перевернул его, и по запаху, незамедлительно хлынувшему на меня, обнаружил, что открыл отнюдь не шкатулку с самыми восхитительными ароматами; мне повезло, ибо мой нос не весьма деликатного свойства, в противном случае не знаю, как бы я вынес этот запах, распространившийся по всему кораблю к вящему недовольству всех пребывающих на той же палубе; последствия моего злоключения не ограничились ущербом, нанесенным моему обонянию, так как я пострадал не только от этого. Чтобы не казалось, будто я пришел в замешательство от первого своего опыта, я поднялся и, протискивая с большим усилием голову между двумя койками там, где было особенно тесно, я, правда, очистил себе свободное местечко, но, не обладая нужной сноровкой, не позаботился просунуть плечо, дабы сохранить выгодное положение, и застрял словно в раме у позорного столба; при этом шея моя должна была с обеих сторон выдерживать тяжесть трех-четырех тел, что грозило мне удушением.

Я пребывал в таком беспомощном положении, как вдруг один из больных, ставший раздражительным из-за болезни, пришел в ярость от зловония, причиной коего я послужил, а также от сильного толчка, полученного им, когда я поднимался, и стал осыпать меня горькими упреками, а засим, схватив меня за нос, так безжалостно сдавил его, что я взвыл от боли. Томсон, узрев это, послал мне на помощь служителя, который с большим трудом вызволил меня из беды и помешал мне воздать должное больному, чья хворь не спасла бы его от последствий моего негодования.

Покончив на сей раз со своими обязанностями, мы начали спускаться в кубрик, и мой друг попытался меня утешить в случившемся такой грубой поговоркой, что я не решаюсь повторить. Когда мы достигли середины трапа, мистер Морган, еще не видя нас, ощутил носом приближение чего-то весьма необычного и заорал:

- Господи, помилуй мои органы чувств! Должно пыть, враг атакует нас в горшке с нечистотами!

Затем, отнесясь к стюарду, от которого, как он полагал, исходит этот запах, он сурово его укорил за вольности, какие тот позволяет себе в присутствии джентльменов по рождению, и угрожал окуривать его серой, как барсука, если он когда-нибудь осмелится оскорбить своих ближних такими ароматами. Стюард, убежденный в своей невиновности, с горячностью ответил.

- Сдается мне, что запах-то от вас!

Это замечание послужило вступлением к резкому диалогу, причем валлиец пытался доказать, что, если даже зловоние, вызвавшее его жалобы, не исходитот стюарда, последний, тем не менее, повинен в нем, потому что отпускает экипажу испорченные припасы, например вот этот гниющий сыр, который один только может вызвать испускание столь отвратительных запахов. Вслед за этим он принялся восхвалять хороший сыр и произвел исследование его свойств, перечислив различные сорта этого продукта, методы его изготовления и хранения, и, в заключение, заявил, что в производстве отменного сыра графство Гламорган может соперничать с самим Чеширом и значительно превосходит его в разведении мелкого и крупного рогатого скота.

Из этого разговора я понял, что не буду желанным гостем, еже ли появлюсь в своем теперешнем виде, и потому попросил мистера Томсона итти впереди объяснить мое затруднительное положение: в ответ на это первый помощник выразил сочувствие и тотчас же отправился на палубу, держа путь через главный люк, чтобы не столкнуться со мной, и приказал мне тотчас же почиститься, ибо он намеревался услаждаться блюдом сальмагунди и трубкой. Итак, я занялся этим неприятным делом и скоро обнаружил, что у меня больше причин сетовать, чем я воображал, так как нашел на себе нескольких гостей, почтивших меня своим обществом, посещение которых я не считал своевременным. К тому же они не намеревались спешно меня покинуть, ибо завладели моей штаб-квартирой, где всласть питались моей кровью. Сообразив, что куда будет легче истребить эту лютую колонию на заре их поселения, чем позднее, когда они размножатся и привыкнут к земле, я последовал совету моего друга, во избежание сей беды брившегося наголо, и приказал нашему юнге обкорнать мне волосы, которые сильно отросли с той одры, как я покинул службу у Лявмана, а второй помощник дал мне взаймы старый парик с косичкой, чтобы возместить отсутствие этого прикрытия.