– Я человек упрямый, человек, у которого появилась маленькая идея, и нет ничего, чтобы ее доказывало. Кстати, у Генри Гаскойна были вставные зубы?
– Нет, его собственные отлично сохранились. Похвально для такого возраста.
– Он хорошо за ними ухаживал? Они были белыми и хорошо вычищенными?
– Да, это особенно привлекло мое внимание. Обычно с возрастом зубы желтеют, но они были в хорошем состоянии.
– И ничем не испачканы?
– Нет. Мне кажется, он не курил, если вы об этом.
– Не совсем – это было просто смелое предположение, которому, как видно, не суждено было сбыться! Всего доброго, доктор Макэндрю, и спасибо вам за вашу помощь.
Пуаро пожал врачу руку и откланялся.
– А теперь, – сказал он сам себе, – проверим еще одно смелое предположение.
В «Галант Эндевор» он сел за тот же столик, за которым они сидели с Боннингтоном. Обслуживала его на этот раз не Молли. Официантка сказала, что Молли в отпуске.
Было еще только семь вечера, поэтому Эркюль Пуаро без проблем разговорился с ее коллегой на тему старого мистера Гаскойна.
– Да, – сказала девушка, – он ходил сюда долгие-долгие годы. Но никто из нас не знал, как его зовут. Мы читали в газете о дознании, и там была его фотография. «Вот, – сказала я тогда Молли, – это же наш дедушка Швейцарский Хронометр». Так мы называли его между собой…
– Он ведь обедал здесь в день своей смерти?
– Правильно, третьего, в четверг. Он всегда обедал здесь по четвергам. По вторникам и четвергам – как часы.
– А вы, случайно, не помните, что он заказал на обед?
– Дайте подумать… Так… острый суп. Пудинг с говядиной или баранину?… Нет, все-таки пудинг. Пирог с яблоками и черной смородиной и сыр. И – вы только подумайте – в тот же вечер вернулся домой и упал с лестницы… Говорили, что запутался в поясе старого халата. Правда, его одежда всегда была ужасной – старомодной, поношенной и рваной, но вид у него всегда был такой, как будто он что-то собой представляет! Знаете, у нас здесь бывает масса интересных клиентов…
С этими словами она отошла.
Пуаро приступил к своему филе камбалы. В глазах у него плясали зеленые огоньки.
– Удивительно, – сказал он себе под нос, – как иногда умнейшие люди ошибаются в деталях. Боннингтону было бы интересно.
Но время для неторопливой беседы с приятелем еще не настало.
Вооруженный рекомендацией от достаточно влиятельного лица, Пуаро легко встретился с местным коронером[72]
.– Любопытная фигура, этот недавно умерший Гаскойн, – заметил тот. – Одинокий эксцентричный старик. Однако смерть его привлекла очень много внимания. – Говоря это, он с любопытством посмотрел на своего посетителя.
– Есть некоторые обстоятельства, связанные с ней, месье, – Пуаро тщательно подбирал слова, – которые указывают на желательность расследования.
– Ну и чем же я могу быть вам полезен?
– Как я понимаю, от вас зависит, уничтожаются ли документы, предъявленные суду, или же сохраняются. В кармане халата Генри Гаскойна было найдено некое письмо, не так ли?
– Так.
– Письмо от его племянника, доктора Джорджа Лорримера?
– Абсолютно правильно. Письмо было представлено во время дознания, дабы помочь точнее установить время смерти.
– Которое совпало с данными медицинского обследования?
– Именно.
– А можно взглянуть на это письмо?
Затаив дыхание, Пуаро с нетерпением ждал ответа.
Услышав, что письмо еще не уничтожено, детектив с облегчением выдохнул. Когда же письмо принесли, он очень внимательно изучил его. Оно было написано вечным пером слегка зауженными буквами. Вот что в нем говорилось:
Дорогой дядя Генри,
с сожалением сообщаю, что мне ничего не удалось сделать с дядей Энтони. Твой возможный визит не вызвал у него энтузиазма, и он никак не ответил на твое предложение забыть о старом. Конечно, он очень болен и у него не совсем ясное сознание. Предполагаю, что конец совсем не за горами. Кажется, он вообще с трудом вспомнил, кто ты такой.
Мне жаль, что я подвел тебя, но, поверь, я сделал все, что в моих силах.
Твой любящий племянник,
Само письмо было датировано третьим ноября. Пуаро взглянул на почтовый штемпель: 4:30 вечера, 3 ноября.
– Просто удивительно, в каком все идеальном порядке, – пробормотал он себе под нос.
Следующим местом, куда направился Пуаро, был Кингстон-Хилл. Здесь, преодолев с помощью упорства и своего добродушия некоторые препятствия, он смог переговорить с Эмилией Хилл, поварихой и домоправительницей усопшего Энтони Гаскойна.