Приключения русского художника. Биография Бориса Анрепа

Дорогая моя любовь, как меня беспокоит, что темп[ература у детей] поднимается. Я был так рад получить твое письмо.

Последние дни я по вечерам играл в теннис и так уставал, что не мог сесть за письмо. Завтра сюда приезжает Володя. Бек<ов> сделал в Риге все возможное. Договорились, что отцу дадут разрешение. Так что я надеюсь на лучшее. Препятствий еще много, но ситуация в целом неплохая. Бек<ов> поехал в Москву. Должен сказать, это очень смело с его стороны, и он наверняка сделает журналистскую карьеру. Я хорошо поработал. Достану тюльпаны и посажу их к твоему приезду, так как я уже очень без тебя скучаю, чувствую раздражение и злость. Карпович убрал печку и бак, так что, когда приедешь, тебя ждет много сюрпризов. Прилагаю чек из Шотландии, который ты должна подписать, как указано: X. Э. Мейтленд – и послать мне назад. Ты также должна написать Линзи Хау, чтобы он подтвердил достоверность чека, и послать им адрес твоих братьев. Мивви уехал, и в доме чувствуется некоторое облегчение.

Передай привет детям и скажи, что я скоро приеду их повидать. Моя дорогая, дорогая Хелен, как жаль, что мне приходится тебя видеть в постоянном беспокойстве и усталости. Люблю тебя, дорогая.

Твой Б.

Бекову удалось раздобыть эстонский паспорт для В. К. (как он это сделал и для любовницы Г. Уэллса Муры Будберг), хотя Анрепы уже триста лет как не жили на эстонской земле. В. К. приехал в Лондон – невысокий печальный беженец шестидесяти девяти лет. Таким образом, и Анрепы, и Шуберские покинули родину. Тоби Хендерсон, тогда еще ребенок, запомнил В. К. в Хэмпстеде импозантным джентльменом с седой бородкой клинышком. Он жил с Глебом и его женой в Дауншир-Хилле, но отношения отца и сына опять не складывались. Оба занимались физиологией, но, когда старик пытался обсуждать с сыном медицинские вопросы, Глеб разговаривал с ним свысока, давая понять, что отец не в состоянии понять современные пути развития медицины.

Каждую субботу днем Игорь сопровождал В. К. из Дауншир-Хилла на ленч в дом на Понд-стрит. По дороге В. К. спрашивал внука: “Как твои успехи в школе? Какие у тебя отметки? Какое место ты занимаешь в классе?” Ответы на все вопросы, как правило, были крайне неудовлетворительны, и взаимное разочарование и неловкость делали эту неторопливую прогулку унылым времяпрепровождением. Когда же они наконец приходили домой, следовал обычный скандал из‑за горчицы, которую неделей раньше готовил В. К.

Субботнее приготовление горчицы было важным ритуалом. В миску насыпался горчичный порошок, сверху вливался кипяток, и все тщательно размешивалось до пастообразной консистенции деревянной ложкой. Потом смесь оставляли на неделю и только перед ленчем добавляли в нее приправы и сахар. Новую порцию горчицы на следующую неделю готовили до ухода деда. Скандалы происходили из‑за количества кипятка. Борису обычно казалось, что отец наливает слишком мало, и поэтому после ухода В. К. он добавлял еще. После чего чувствовал, что поступил нехорошо, и, чтобы не портить смесь, ставил миску в большую тарелку и опускал в тарелку веревочки, разложенные по краям миски, надеясь таким образом избавиться от избытка воды. Но это не всегда получалось. Боясь, что отец заподозрит его в порче продукта, он убирал веревочки в субботу утром перед приходом В. К. Но старик всегда догадывался, что с горчицей творили что-то неладное, и предъявлял претензии сыну. Борис шумел и кричал, а его отец пожимал плечами и возражал со спокойной язвительностью. Тихие попытки Хелен перевести разговор на другую тему, Марусины объяснения, резкие реплики Анастасии в защиту отца – все было бесполезно. Все пребывали в дурном настроении, и ленч в очередной раз оказывался неудачным.