Приключения Сэмюэля Пингля

— Ого, ты не простая птичка, — сказал Джиге, входя за мной в камеру и захлопывая дверь. — Как вы с Годвином обработали судью… Восхитительно! Ты, конечно, проголодался? Я распорядился подать тебе обед сюда. Повар смотрителя недурно делает паштеты. Закажи, кстати, что-нибудь и на ужин…

— Милый Джиге, вы издеваетесь, — горько усмехнулся я.

Тот почти обиделся.

— Над артистом? Над чемпионом? Это не в моем характере. У меня два сына — оба спортсмены. Они бредили «Человеком легче воздуха», когда вернулись с твоего дебюта в «Колоссэуме». И неужели, дружище, жизнь не научила тебя не удивляться?

Принесли роскошный обед. Я проглотил его, как иигшу глотает мышонка.

Джиге критически оглядывал камеру.

— Рядом освободилось прекрасное помещение. В нем полгода прожил один очень остроумный парень, оправдавшийся перед судом, хотя его накрыли за расплавкой сейфа в кладовой банка. — Надеюсь, что пребывание в его камере принесет тебе окончательное счастье…

После обеда я перешел в соседнюю камеру. Там стояла прекрасная мебель, мягкая постель, мраморный умывальник. Недоставало только картин в золотых багетах.

— Ущипните меня за нос. Джиге, чтобы я проснулся, — попросил я, с наслаждением располагаясь в мягком кресле. — Что произошло, Джиге?

Надзиратель приятно улыбался.

— Сенсация произошла, друг. Везет вашему брату. Теперь все газеты только и будут писать о тебе. Ха, «Человек легче воздуха»! Ты будешь принимать посетителей?

— Мистера Годвина?

— Адвокаты не в счет. А репортеры? Журналисты? Сочинители забавных историй? Фотографы? Кинохроникеры? Не давай им снимать тебя бесплатно. Закутай лицо полотенцем. Тогда они скоро раскошелятся…

Можно было бы посмеяться над этими советами Джигса, но дело предстояло серьезное. В том, что мое заявление действительно произвело сенсацию, я не сомневался. Но через десять дней я должен был лечь в катапульту. Вот что меня ужасало.

Вскоре явился Годвин вместе с двумя джентльменами.

— Ну и хорошенькую же кашу ты заварил, Пингль! растопырил руки один из них, лишь только вошел в камеру. Это был директор «Колоссэума». Он долго не мог успокоиться. — Ах, какие ты убытки причинил мне, когда сорвал свои гастроли! Но я говорил: «Он вернется».

— А это доктор Вилсон, — представил мие Годвин другого джентльмена, серьезного сухого человека, затянутого в сюртук. — И не будем терять драгоценного времени. Господа, дело вот какого рода. Для нас нет никакого сомнения, что мистер Пингль есть мистер Пингль. Верно и то, что он проделал в свое время знаменитый прыжок. Теперь он должен повторить его перед судом…

— Должен, — вздохнул я, сознавая, что заварил кашу.

— Катапульта цела как будто, господин директор? — спросил Годвин.

— В полной исправности, — наклонил голову директор.

— А мистер Клипс? — воскликнул я.

Директор потупил глаза.

— Пока не спрашивайте о нем, Пингль. Есть обстоятельства, мешающие…

Годвин замахал на директора руками,

— Не касайтесь деталей. Необходимо проверить, находится ли Пингль в форме… Ваша катапульта какую допускает перегрузку?

— Не более полуфунта. Даже меньше…

Годвин в волнении забегал по камере, потирая руки.

— Вот видите… Надо, чтобы вес «Человека легче воздуха» соответствовал силе пружины катапульты. Осмотрите парня, Вилсон. Раздевайтесь, Пингль…

Мне пришлось раздеться. Все трое осмотрели меня с ног до головы, пощупали мускулы на руках и на ногах. Доктор измерил меня лентой вдоль и поперек, что-то пошептал, высчитывая в уме, и подвел научный итог:

— Парень не дотягивает шести фунтов в весе…

— Тогда катапульта забросит его на галерку, — задумчиво произнес директор.

— Придется менять пружину…

— Мы откормим его, — сказал доктор важно. — Диета по моему способу. Сладости, белки, немного жиров. Массаж всего тела два раза в день. Постоянный контроль веса. Упражнения на турнике…

— Я уже предвидел это и распорядился, — заявил директор.

— Тогда я спокоен, — широко улыбнулся Годвин. — Надо приступать к тренировке сейчас же…

«Деньги делают все дела», — говорит индусская поcловица. Деньги директора превратили мою камеру в удивительное сочетание санатория с тренировочным залом. Арестанты в полосатых куртках принесли сюда точные весы и установили турник. Облаченный в тепленькую пижаму, я усиленно питался и занимался собственным взвешиванием. Потом меня массировали; я отдыхал, по расписанию проделывал упражнения и с удовольствием отмечал, как нарастали и крепли мои мускулы. Годвин, директор и доктор Вилсон навещали меня ежедневно.

А там, за стенами тюрьмы, плескалось житейское море, и только глухой отрывочный шум его доносился до моего слуха. Восторженные почитатели цирковых трюков присылали мне цветы. Камера становилась похожей на оранжерею. На мое имя приходили письма и телеграммы, но Джиге имел твердую инструкцию не тревожить меня корреспонденцией, да я и не имел времени читать ее. Только раз массажист случайно забыл у меня газету, и я прочитал о себе.