Приключения Сэмюэля Пингля

— Годвин, парнишка в форме? Дайте ему пять капель рому на куске сахару. Он прыгнет у меня, как бог. Он ободряюще пожал мне руку.

— Ты сделаешь два витка — не больше. Считай до одиннадцати. На двенадцатом ты уже будешь сидеть в баке. Теперь на манеж. Пусть судья приготовит зонтик. Мы сделаем на арене бурю в стакане воды…

Я дососал кусок сахару и поднялся.

— Готов.

— Так-то лучше, — произнес Клипс. — Гляди на мир веселее, и ты побьешь рекорд какого-то там Пингля…

С арены доносились звуки оркестра. Дирекция не останавливалась ни перед какими расходами и услаждала публику музыкой в судебном антракте.

— Пойдем, парень! — скомандовал Клипс. — Парад-алле!..

Грянул «Марш гладиаторов». При выходе на арену меня ярко осветили прожекторами. Я шел между двумя рядами выстроившихся жандармов и цирковых униформистов. Прямо передо мной на каталке ехали два киноаппарата с микрофонами. Мне захотелось разбить эти аппараты, такие неуместные здесь, и поколотить прытких людей, орудовавших на каталке. Я сжал кулаки, выпрямился… и услышал голос Клипса позади меня:

— Смелее, дорогой сын мой! Весь мир смотрит на тебя! Он продекламировал это благородным тоном любящего отца.

В этот момент послышался страшный шум. Расталкивая жандармов и униформистов, с диким рыданием бросилась ко мне роскошно одетая дама. Она упала передо мной на колени, простерла ко мне руки и вскрикнула:

— Милый Чарли! Не покидай меня!

Я отступил на шаг, потрясенный, и мог только в волнении сказать:

— Простите, миледи…

Почти перешагнув через рыдающую женщину, в истерике рвавшую на себе волосы, я пошел дальше.

— Не обращай внимания на пустяки, — успел шепнуть мне Клипс своим обыкновенным тоном, который меня ободрил. — Мало ли на свете восторженных дам! Покажи-ка им свое искусство…

Я снова на арене. Вот люлька. Вокруг шумит пестрая толпа, жаждущая за свои деньги кровавого зрелища.

Судья раскрывает над своей головой зонтик и боязливо посматривает на бак с водой.

«Нет, — очень ясно подумалось мне, — я не хочу и не буду умирать вам на потеху. Не хочу погибать, как в далекие времена умирали рабы на арене Колизея».

— Подсудимый, называющий себя Пинглем, — воззвал ко мне судья, — предлагаю вам предъявить суду достоверное доказательство…

Клипс встал рядом со мной и поклонился на все четыре стороны.

Оркестр заиграл «Усни, мой котик…» Я лег в люльку.

«Боже мой, где ты, Эдит?»-была моя последняя мысль.

— Внимание!

— Готов!..

— Полет!..

«Рррррррррр…» Дробь барабанов и вскрик толпы слились в одно. Цирк провалился подо мною, перевернулся через мою голову. Еще мгновение, и я сижу в баке, крутя головой и отплевываясь, точно пудель.

Клипс подал мне руку. Рев толпы оглушал. Судья тряс колокольчиком, но его не было слышно.

«Колоссэум» был тот же. Но я перестал быть бандитом Карнеро и стал снова Самюэлем Пинглем.

Годвин произнес речь. Он говорил, что я блестяще удостоверил свою личность. Он говорил также, что я прибыл в Масатлан в полдень, как показал привезший меня рыбак. Он говорил, что Доктор Рольс был убит в девять часов утра. Это было установлено по бронзовым часам доктора, которые упали на пол во время борьбы Рольса с убийцей и остановились на девяти часах. Прокурор отказался от обвинения. Меня немедленно же освободили.

Но в моей душе на всю жизнь остался странный осадок. Цирковая арена с тех пор стала мне ненавистна, какие бы интересные номера на ней ни показывали.

До тюрьмы авто, в котором ехал я с Годвином и Клипсом, провожала многотысячная толпа.

Наконец я остался один. В камрру вошел Джиге.

— Поздравляю, — сказал он добродушно и крепко пожал мне руку. — Какие будут приказания от вашей милости? Завтра у вас на руках будут такие деньги, что вы за пояс заткнете всех Клипсов.

— Милый Джиге, — произнес я задумчиво, но твердо, — если вы мой друг — а я не сомневаюсь в этом, — то устройте так, чтобы меня выпустили отсюда сегодня вечером. Я не хочу дожидаться утра.

— Слово такого человека, как вы, для меня закон, ответил Джиге. — Все на свете дело рук человеческих, заметил он многозначительно и вышел, оставив дверь- камеры незапертой.

К полуночи меня вызвали в тюремную контору. Клерк Бен, сидевший за пюпитром на высоком стуле и болтавший ногами, благосклонно посмотрел на меня с высоты своего величия.

— Можете, Пингль, отправляться на все четыре стороны. Любопытное дельце, между нами говоря. Бумаги ваши затерялись. Труп бедняги Рольса затерялся. Сообщник ваш затерялся. Хорошенькая ошибочка, но это не меняет конечного результата. Вы прыгнули, как черт, и теперь на законном основании ступайте из нашего почтенного учреждения куда глаза глядят…

— В таком случае прощайте, Бен, — произнес я, снимая с себя арестантскую куртку.

— Простимся, когда выполним формальности, — пробормотал Бен, роясь на пюпитре в бумагах. — Так-с… Вот постановление суда… — Бен хитро подмигнул: — А вы ловко одурачили судью… Сознайтесь, успели кое-что припрятать?

Неосторожный ответ с моей стороны мог опять напялить на меня полосатую куртку, и я вздохнул.