Приключения сестры милосердия

Во время моих нечастых походов в столовую, я заметила, что в отделении царят прямо-таки «зоновские» законы. Все лежащие здесь женщины принадлежали к одной из трех групп пациентов. Три самые толстые и немолодые уже женщины, активные, и, по-моему, самые злые, выполняли роль старших (я про себя окрестила их мамками). Мамки брали себе самые большие порции в столовой, никогда не принимали участие в коллективных занятиях, которые проводила с больными маленькая, похожая на якутку, женщина. Внимательно оглядывая на прогулке, кто как одет, эти три мегеры могли запросто подойти и сорвать с головы любой гуляющей во дворе больницы женщины понравившиеся им шапку, или шарфик. Другие пациентки, видимо их боялись, отдавали все, что у них попросят мамки, не возмущались, вставали в конец очереди в столовую, иногда оставаясь без супа, куска рыбы или булочки, с покорностью овец доедая оставшийся невкусный гарнир. Третья группа лечившихся здесь женщин, видимо, как раз и принадлежали к категории «овощей», они сидели в инвалидных колясках, тупо пуская слюну, глядя на всех ничего не понимающими глазами. В столовую их привозили или две нянечки, работающие в отделении сутками по очереди, или кто-нибудь из второй группы угнетаемых и презираемых мамками пациенток.

Я старательно держалась в сторонке ото всех, но на второй день, когда я вышла в столовую к обеду, меня буквально притиснула к стене отделения одна из мамок. Обдав мое лицо смрадом никогда нечищеных зубов, она спросила:

— А ты тут откуда взялась, что-то я тебя не помню?

Я мотнула головой, выскользнула из-под ее руки, и продолжила свой путь по направлению к столовой.

— Ты че, брезгуешь со мной разговаривать, падла?! — схватив меня за руку, она развернула меня лицом к себе.

Тут мне в голову пришла спасительная мысль, я замотала головой и показала свободной рукой себе на рот.

— Немая, что ли? — удивилась она.

Я кивнула, не глядя ей в глаза, как учил Слава.

— Черт с тобой, иди, жри, потом с тобой разберемся. — Мамка развернулась, потеряв ко мне всякий интерес, и быстро выхватила пирожок из руки проходившей мимо нас женщины с длинными спутанными волосами. Женщина при этом даже не повернула головы в нашу сторону, видимо привыкла к выходкам подобного рода в свой адрес, или ей было безразлично, отнимают у нее еду или нет?

Самым жутким местом в отделении был туалет в конце коридора. Ходить туда все равно приходилось, но то, что я впервые увидела там, было настолько шокирующим, что я старалась дотерпеть до поздней ночи, и посещала данное место не чаще одного-двух раз за сутки.

В туалете висел плотной пеленой отвратительный запах свежей хлорки, испражнений, окурков дешевых сигарет, но самое ужасное было не это. Стены туалета кто-то систематически вымазывал дерьмом, и, несмотря на усилия санитарок, вычистить отхожее место никому дочиста не удавалось.

Потерпев два дня до поздней ночи, я заработала цистит, и поняла, что эту проблему надо решать как-то по-другому.

Настраивалась я на решение проблемы долго, почти всю ночь. Главное было не привлечь к себе лишнего внимания со стороны мамок. Вечером за ужином я подошла к санитарке, дежурившей в отделении. Это была худая изможденная женщина лет пятидесяти или сорока, с явным отпечатком пристрастия к алкоголю на лице. Стараясь держаться в рамках своей роли, я, молча, поскребла ложкой по поверхности стола, и вопросительно на нее посмотрев, кивнула в сторону туалета.

Как ни странно, она меня поняла практически сразу.

— Убраться, что ли хочешь там?

Я кивнула.

— Подожди, сейчас принесу.

Вернувшись из раздатка с ведром воды, от которого за версту несло хлоркой, она протянула мне деревянную лопатку и старую рваную тряпку из холстины.

— Ты только попозже иди туда, а то мало ли…  — Шепнула она мне на ухо, и отошла.

Вечером, когда все стихло, как вор, ступая на цыпочках, вышла из палаты, и, волоча тяжеленное ведро, пробралась в туалет. Разделив холодное и грязное помещение на четыре сектора, я тщательно оттерла стены, пол, треснутые унитазы и древнее ржавое биде, стоявшее в углу рядом с бачком для мусора. Если бы у меня была другая тряпка, я бы помыла и окно, даже не закрашенное, а залепленное толстенным слоем белой масляной краски.

Теперь в туалете пахло только хлоркой. Я оставила ведро у стены, тщательно прополоскала тряпку в ледяной воде умывальника, и с чувством выполненного долга, пошла отдать инвентарь. Санитарка сначала сходила посмотреть результат моей работы, потом забрала ведро, посмотрев на меня с уважением. Я уже собралась идти в палату, как она меня окликнула.

— Погоди, пойдем, я тебе открою душевую.

Я решила сначала, что она хочет, чтобы я и там прибралась, а потом сообразила, что мне просто предлагают помыться.

Вернулась я в палату уже распаренная после горячего душа, с ощущением чистоты и удовлетворения от проделанной работы.