Приключения северянина. Сборник рассказов

Сразу же закипела работа по обустройству палаточного лагеря. Палатки ставят брезентовые, считается, что на два-три дня нет смысла ставить меховые. Плетнёв в телогрейке, подпоясанной веревочкой, дает руководящие указания.

– Эту палатку ставить здесь, эту – там. Ты принеси воды, а ты – дров.

Без него все получается куда слаженнее и быстрее. Когда же он отпустит? Обещал сразу по приезде, но что-то скромно молчит. Воду сливать, нет? Прихватит ведь в момент. Часик подождать можно, авось. Не хватало только разморозить.

Первая палатка готова у Юрия Аляко. Теперь понятно, почему Потапенко не боится директора. На столике между ними уже ополовиненная бутылка. С Ильей Ивановичем он бы с собой не прихватил. Чуть поодаль Аляко, бригадир первой бригады. У железной печки крутится его жена Арина.

Она эвенка, он чукча. Юрий ушел от первой жены, оставив ей двух сыновей и трех дочерей. По слухам, он утонул при переправе, а Шамиль его спас. Но по чукотским законам утопленников спасать нельзя. Аляко несколько раз кидался в воду, чтобы закон не нарушать, и Шамилю пришлось с ним повоевать, чтобы не дать осуществить свое намерение. А когда несостоявшийся утопленник пришел домой, жена его прогнала, не дав переступить порог, хотя у них было пятеро детей. Он страшный, как шаман, и выражение лица у него довольно свирепое. Года два он не пьет вообще, хотя раньше грешил этим часто. Арина потеряла первого мужа года три назад, он был пастухом, погиб в лавине. Детей общих у них нет.

Аляко с индифферентным видом слушает Плетнёва, который рассказы вает довольно ядовито о «том», кто загадывал до обеда ребусы с везд еходом и что из-за «него» чуть не сорвалась вся кампания, и людям пришл ось ставить палатки в темноте. Заканчивает свою мову он весьма неожиданно:

– А теперь, друзья, езжайте за вездеходом. Вы его оставили, вам за ним и ехать.

Вот это наказание! Целые сутки пробыть вдвоем с Вельгошей! Снова не заводится. Остап Петрович прибег к аналитическому методу.

– Ты птичка на букву «д».

– Дроздик?

– Почти, только «о» вторая, а не третья. Скажи, что ты с «Аистом» сделал?

– Карбюратор помыл и свечи почистил. Электроды подогнул до 0,6.

– А тебя кто так учил?

– На «Москве», по инструкции.

– Ты инструкции больше читай.

Он выворачивает свечи и ставит прежний зазор. Движок с полоборота рявкнул и запросился в дорогу, послушный малейшему движению акселе ратора. Вот уж век живи, век учись.

– Сколько с меня, Петрович?

– А что с тебя, дроздика, взять? Езжай с богом.

Лучше с Вельгошей. Хорошо-то как! Луна сияет полным блеском круг лой тарелки, звезды вычищены, воздух черен и прозрачен. Дорога звенит, колея четко вырисовывается в свете фар.

Но все хорошоне бывает. На подходе к культбазе исчезла колея – занесло снегом. Последний километр на ощупь по кочке. Оглушительный выстрел слева сообщил о еще одной неприятности – лопнул торсион. Ну хоть второй, не первый, и то полегче. Вот она, родная, наконец-то.

– Воду сливаем, Илья Иванович?

– Конечно. Пока завтра торсион заменим, десять раз успеет согреться.

Неужели возможно такое счастье? Ни пьяных, ни криков, ни лая собак, ни дымовой завесы от папирос, простор – хоть танцуй. Ложись на любую кровать. Шкур – хоть заматывайся.

Один топит печку, второй набивает чайник снегом. Один заносит вещи, второй открывает консервы и ставит их на печку. Ни ругани, ни руководящих указаний. Полное взаимопонимание и согласие. Такое возможно только в сказке. Через пятнадцать минут все кипит и около печки можно раздеться.

– Мне помнится, кто-то говорил, что наконец-то в совхоз приехал настоящий директор.

– Да, было дело, говорил.

– И что вы намерены делать?

– С января совхоз делится на два, Среднепахачинское отделение становится самостоятельным. Я решил переехать к Лузину, он меня приг ласил.

– Выход, конечно. Мне придется послесарить и повоевать.

– Воюй, – Илья Иванович усмехнулся, – он заслуженный зоотехник, зак ончил академию, его поставило управление.

– В управлении мало дубов?

– Плетью обуха не перешибешь. Он знает, что будет прикрыт, и ввел диктатуру. Чернибоку влепил выговор, Фенюка перевел на месяц в сельхозрабочие.

– Этим он себе подпортил. Мехпарк настроил против себя. С главным зоотехником отношения плохие. Не знаю, как с парторгом, но, кроме механика, союзников у него нет. Его положение не такое уж прочное.

– Это бесполезно, систему не сломаешь.

Отдых кончился. Снова Аутанваям, снова Плетнёв. Сидят с Потапенко рядом, добивают уже вторую.

– Что ты столько сахара ложишь? У тебя же диабет будет!

Сахар из моего рюкзака. Между нами, девочками, уже достаточно, но если директор настаивает, то можно положить еще кусочек. Сколько раз он сделает замечание, столько кусочков надо бросить. Не такой уж он дуб, перевел разговор на другую тему.

– Потапенко и Велесов поедут в поселок за остальными.

Это еще сутки. До Нового года – неделя, шансы есть.

Надо Петровичу помочь завестись.