Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана

— А почему ты решил, что он ездит на персоналке? Ведь он вполне мог ездить и на собственной машине, которую у нас, слава богу, имеют многие, даже дворники, — возразил Дима.

— Когда человек сам сидит за рулем, то на подошвах его ботинок от соприкосновения с педалями автомобиля появляются характерные потертости, — объяснил Холмов. — Особенно хорошо они заметны на левом ботинке. Дело в том, что левой ногой выжимается сцепление, а это самая частая процедура при езде. У нас как раз левый ботинок, но никаких потертостей на нем нет. Стало быть, нашего неизвестного возил шофер.

В этот момент в дверь постучали, и в комнату заглянула Муся Хадсон. Увидев на столе батарею бутылок, она замерла, пожевала губами и стала топтаться на месте, словно утрамбовывала бетон. Потоптавшись так минут десять, Муся придала лицу строгое выражение и заворчала:

— Мужики, в последний раз предупреждаю — ежели будете в гальюне мочиться мимо дыры, то я обоих сей же момент на улицу выставлю! Сей же момент!

— Кто мочится мимо дыры? — вскочил опешивший Дима. От возмущения у него задрожала челюсть. — Это гнусная клевета и…

Холмов, более тонко изучивший психологию квартирной хозяйки, поморщился и, потянув Диму за брюки, усадил его на место.

— Не суетись, Вацман, — лениво процедил он. — Побереги психику.

Шура налил стакан вина и молча протянул его Мусе. Та сразу умолкла, и глаза ее заблестели.

— Ну, хлопцы, как говорится, чтобы ноги не потели! — скороговоркой произнесла она тост, залпом опрокинула стакан, утерла рукавом губы и откланялась.

— А с чего ты взял, что этот чудак партийный работник? — успокоившись, поинтересовался Дима. — Он ведь мог быть обыкновенным директором завода, у которого тоже есть персоналка.

— Да, последнее звено, — кивнул Шура, нарезая колбасу огромным штык-ножом от немецкого карабина образца 39 года (он любил коллекционировать такие штуки). — Объясняю. По несколько стертому верху задника я сделал вывод, что ботинок хозяину был немного маловат. Обычно гакие ботинки одевают, используя подручные средства: рожок для обуви, ложку, линейку, указательный палец и тэ дэ. Осмотрев внутреннюю часть ботинка в микроскоп, я ныяснил, что в качестве рожка для обуви этот тип использовал — что бы ты думал! — партбилет. А так как постоянно носят с собой партбилет только работники партаппарата (да и то не все), то вывод напрашивается сам собой…

— А как это тебе удалось в микроскопе увидеть партбилет? — слегка заплетающимся языком поинтересовался Дима. Подперев голову рукой, он не сводил с Шуры осоловелых глаз.

— Когда ты протрезвеешь, Вацман, я дам тебе прочесть мою еще нигде не публиковавшуюся монографию «Партийный билет и уголовные преступления», — ответил Холмов, наливая себе еще вина. — Там все сказано. А пока вкратце могу пояснить следующее. Понимаешь, Вацман, обложки партбилетов изготавливают из специального материала, выделываемого из бараньего либо в крайнем случае козлиного мочевого пузыря. Нигде больше в промышленности этот материал не используется. Так вот, его мельчайшие частички я и обнаружил с помощью микроскопа внутри ботинка. Крупинки позолоты, слетевшие с букв «КПСС» окончательно дополнили картину.

Шура Холмов умолк, медленно поднялся из-за стола и, подойдя к окну, настежь распахнул его. В комнату ворвался свежий и ночной воздух, разогнав клубы табачного дыма. Дождь перестал, и ночную тишину нарушали только шум метра, ленивое брехание какого-то страдающего бессонницей пса да постепенно замирающий перестук поезда, доносившийся со стороны станции «Товарная».

— Бесспорно, решающую роль в столь быстром розыске загадочно исчезнувшего любимого сыграла эта так кстати открывшаяся партконференция, о которой я узнал из газеты, — отойдя от окна, добавил Холмов. — Без сомнения, наш разыскиваемый, как партийный работник, должен был на ней присутствовать. Но не сомневайся, я нашел бы его и так. Конечно, за гораздо более длительный срок.

— Да, в наблюдательности и сообразительности отказать тебе трудно, — помолчав немного, задумчиво произнес Дима. — С такой головой ты лет через десять точно был бы не меньше чем полковником. Слушай, Шурик, неужели у тебя нет никаких шансов вернуться обратно в органы? Не собираешься же ты до конца дней своих всяким сучкам ихних кобелей ловить? Это не занятие для такого мужика, как ты… Холмов нахмурился, резким щелчком выстрелил из пачки папиросу прямо в рот и чиркнул спичкой.

— Да, конечно, долго у нас таким макаром не проживешь, — нехотя произнес он, выпустив клуб дыма. — Рано или поздно наступлю какой-нибудь шишке на хвост и полечу по статье за тунеядство: официально-то я нигде не работаю… А шанс вернуться в органы у меня один, да и тот сомнительный: раскрыть в порядке личной инициативы какое-нибудь громкое, очень громкое дело. Которое оказалось не по зубам нашей доблестной милиции…

— Ну так раскрой! — требовательно грохнул кулаком по столу Дима. Пустые бутылки подпрыгнули и, жалобно звякнув, повалились на бок.

— Легко сказать! — скривился Шура. — Думаешь так просто найти такое дело?