Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана

Из достаточно непродолжительного рассказа Евгения Петровича выяснилось, что в Центре космических исследований он полдня писал объяснительную на имя самого Министра обороны, затем отвечал на многочисленные вопросы руководства и ученого совета ЦКИ. После чего прапорщику выдали триста рублей подъемных, временное удостоверение личности и попросили («попросили!» — торжественно поднял палец Хомяков) приехать в Црнтр через день. Затем Хомяков уехал в Москву, где на радостях завернул в ресторан «Юбилейкый», расположенный неподалеку от Павелецкого вокзала. Там он, опять же на радостях, хорошо выпил, после чего познакомился с обаятельной блондинкой, оказавшейся заурядной проституткой, и, истосковавшись по женскому полу, поехал к ней на квартиру, где и провел ночь. Утром они с блондинкой опохмелились тремя бутылкани шампанского, после чего прапорщик взял такси и вот он здесь…

— Мудак вы, однако, Евгений Петрович, — только и произнес в ответ Шура, сокрушенно качая головой. — Мы с Вацманом здесь с ума сходим, а он по бабам шляется…

— Кстати, начальник Центра просил вас, Александр Борисович, подписаться под обязательством о неразглашении государственной тайны, — вспомнил прапорщик, протягивая Холмову какой-то листок. — Вы ведь теперь в курсе всей этой истории, так что надо подписать. Я тоже подписал. Генерал-полковник сказал, что это простая формальность.

— Не нравится мне что-то эта формальность, — покачал головой Шура, однако листок подписал. — Ладно, поглядим, что дальше будет.

Однако, дальше все было хорошо, даже чересчур хорошо. Начальник ЦКИ официально, от имени всего советского государства принес извинения Евгению Хомякову за все те лишения и страдания, которые ему пришлось испытать по вине этого же государства. Хомякова представили к званию Героя Советского Союза (правда, потом, вместо Золотой Звезды ему почему-то вручили орден Дружбы народов). оформили ему отличную пенсию и выдали ордер на однокомнатную квартиру в новом доме в Химках. (Правда, этот дом еще не был сдан в эксплуатацию, так что отставной прапорщик пока так и продолжал жить вместе с Димой и Шурой в подвале у дворника-корейца). А главное — в качестве компенсации за все прошлые лишения Евгению Петровичу выплатили заработную плату за все время, которое он провел на Луне и в сумасшедшем доме. Эта сумма получилась воистину огромной — 25 тысяч рублей. Ошалевший от такого счастья Хомяков тут же «отстегнул» на радостях Диме и Шуре половину — двенадцать тысяч «деревянных», по шесть штук на брата. (Кстати, позже выяснилось, что со спрятанной сберкнижкой ловкий прапорщик таки «взял на понт» Холмова — никакой сберкнижки ни на предъявителя, ни на его личность у Хомякова не оказалось. Но этот факт уже никакого значения не имел для одесситов). Холмов и Вацмаи, сроду не державшие таких огромных денег в руках, тоже ошалели.

— Предлагаю на «штуку» хорошенечко погулять в столице — знаешь, так, Вацман, погулять, чтобы надолго запомнилось, — а на остальные приобрести в Одессе приличный двухкомнатный кооператив, — возбужденно произнес Шура, хрустя новенькими сотенными и пятидесятирублевыми купюрами. — Когда ты будешь сваливать, я тебе твою долю отдам. Или будут другие предложения?

— Нет-нет, все правильно, согласен! — закивал головой Дима, глупо улыбаясь от распиравшей его радости. — Хорошая идея…

— Ну, тогда предлагаю начать кутеж с обеда в ресторане «Арагви», — объявил Холмов. — Полжизни мечтал побывать в этом богоугодном заведении. Поехали… Однако несмотря на то, что до вечера еще было далеко, на дверях ресторана «Арагви» уже висела табличка «свободных мест нет».

— Отец родной, будь другом, пропусти нас на полчасика… — зашептал Шура стоявшему у входа важному, пузатому швейцару, одетому в форменую фуражку и расшитый золотыми нитями пиджак. — Очень, понимаешь, кушать хочется. И Холмов сунул украдкой швейцару две трешки. Однако швейцар тут же швырнул их Шуре обратно. — Ты что, читать не умеешь? — небрежно ткнул он пальцем в табличку, с нескрываемым презрением глядя на скромно одетых Диму и Шуру. Уловив этот взгляд, Холмов сначала позеленел, а потом покрылся красными пятнами от ярости.

— А такая купюра тебя устроит, отец родной? — спросил он, небрежным жестом достав из кармана толстый пласт сторублевок и царский жестом отслюнив от него одну бумажку. Увидев столь внушительную кучу денег, швейцар мгновенно изменился в лице.

— Дак это вот…. - забормотал страж «Арагви», не сводя плотоядного взгляда с сотенной банкноты в Шуриной руке. — Оно-то конечно…

— В таком случае, батенька, прокукарекай три раза и эта бумажка твоя, — предложил Холмов, лениво обмахиваясь «стольником».

— Как это прокукарекай? — удивился швейцар.

— Обыкновенно, как петухи кукарекают — «кукареку», — усмехнулся Шура. — Что, разве никогда не слышал? Ну, давай — три-четыре…