Приключения сионского мудреца

Мне нравилась речка, больше в утренние и вечерние часы: спокойная вода, мягкое солнце, редкие загорающие. На душе какая-то лёгкая грусть, тоска, желание чего-то большего! В особенности мне нравился поход на речку! Утром спускаешься с холмиков: узкая дорога, по бокам деревья; тихие дворы живущих здесь; пение петухов; женщины, развешивающие стираное бельё на верёвках вблизи домов. Всё это почему-то ещё больше усиливало тоску, грусть, но какую-то приятную, как если бы слегка зуб болит и приятно на него надавить! На речку я редко ходил один, чаще с братом и его друзьями или со своими товарищами. Не любил толкаться на берегу, лучше взять лодку и оторваться от этого лежбища. С лодки видны красивые берега, заросшие зеленью. У Лысой Горы можно причалить лодку и полежать на траве, нарвать камышей. Отсюда я видел свой дом в метрах 800–900, за пляжем, на возвышенности. Не любил ходить на речку с Геной, по известной причине, иногда там его находил, вернее, он меня: «Не ищи беду, она тебя сама найдёт!». И тогда, под вечер, он «специально» ко мне зашёл, чтобы предложить пойти покататься на лодке! Я нехотя согласился, решил: «Возьму лодку не на лодочной станции, а у частников». Когда мы проходили мимо лодочной станции, к нам подошла «рожа» лет двадцати пяти! Я эту «рожу» знал на вид. «Она» жила недалеко от речки. Хозяин этой «рожи» постоянно там шатался со своей шпаной. У них у всех были такие же отвратные рожи и всегда подпитые. Их знал не только я, но и весь город! Их фотографии не сходили с витрины т. н. городского прожектора, который располагался около городского кинотеатра и поведывал о городских хулиганах, «клеймил» их позором! Я даже знал, что фамилия этой «рожи» — Мутко. Это была на редкость отвратительная «рожа»: большая башка; круглое, как блин, конопатое рыло; узкий лоб; бесцветные брови; нагло смеющиеся, прищуренные крысиные глазки; короткий ёжик дополнял композицию! Он был коренастый, плотный, с бычьей шеей, короткими мясистыми руками, мощной грудной клеткой, короткими ногами. Он напоминал не то бульдога, не то собаку-боксёра, с разницей, что у тех более интеллектуальные морды. Его основным занятием были грабежи, обирание бердичевлян, если они появлялись в тёмных закоулках. А т. к. в Бердичеве светлых не бывает, то лучше было вечером с этой компанией не встречаться. Такая встреча никому ничего хорошего не сулила. Этот Мутко был уже судим, и милиция, чувствовалось, на него давно махнула рукой, только так, слегка журила в прожекторе!

И вот, он подходит к нам и спрашивает: «Что, лодка нужна? Вот, берите мою, дайте только „рубель“ и катайтесь сколько хотите!». В лодке сидел какой-то обросший бродяга лет сорока. Я понял, что им не хватает на бутылку и решил не связываться с ними. Но Гена меня опередил и произнёс: «Отлично!» — и протянул «рубель». Мутко жадно вырвал рубль у него из рук! Мы покатались, по-моему, минут 10–15, когда я увидел: нас стала догонять лодка, в которой сидел тот же, как было видно, уже похмелившийся Мутко. От него исходило озорство и веселье. «Эй, вы, давайте лодку!» — смеялся он. Гена слабо запротестовал, но вот Мутко перелез уже в нашу лодку и руками весело взялся за Генины ножки, внизу, у щиколоток. Он их обхватил своими огромными волосатыми лапами и пообещал, что сейчас выбросит его за борт! Он был весел и миролюбив, как полицай в Великую Отечественную! Он просто шутил, но лодка ему всё равно очень срочно требовалась. Гена не умел плавать и охотно поддержал требование Мутко: досрочно вернуть лодку! Все повернулись ко мне, ожидая моего решения.

Напарник Мутко, как я заметил, когда он оказался рядом с нашей лодкой, был еврей, но по его морде понял, что в данный момент наша национальность его не волнует. Но он всё же примирительно попросил меня извинить их — лодка действительно очень сильно нужна. Я тоже понимал, что лодка им нужна для дел, а нам её они дали просто, чтобы взять «рубель»! Всё же это проще, чем вытащить из кармана. Ситуация была проигрышной, тем более что со мной в лодке был недееспособный Гена, и мы погребли к берегу. Больше мне уже не хотелось кататься на лодке, и я вернулся домой с чувством позорного поражения и ещё раз убедился: с Геной гулять — всё равно, что с мишенью на лбу расхаживать по тиру! В то же время, больше всего я был недоволен собой.