Приключения сомнамбулы. Том 1

– Всеобщая экстренная эвакуация! Публичный дом в опасности! – всё громче орал он, обхватывая ручищами за талии и прижимая к себе – слева и справа – двух широколицых пунцовых официанток в мятых передничках и устремляясь вместе с ними, трясшимися от смеха, покорно перебиравшими толстыми ножками, на новый круг; бесшабашно-шумный забег не только бросал хулиганский вызов культурному реноме полузакрытого питейного заведения, но и помогал Кешке искать свободное место.

И вот Кешка совсем рядом вынырнул из сизых дымов, окинул оценивающим взглядом столики с полковниками – те лишь приступали к закускам – и вдруг увидел…

Он мгновенно разжал стальные объятия, официантки разочарованно выпорхнули на свободу.

– Илюшка, Толька! Обмываете? – он плюхнулся на свободный стул, московский теоретик, который ничему не удивлялся, церемонно подвинулся.

– О, сдаётся мне, вы – столичная штучка, сэр! – приветливо улыбнулся Кешка. Теоретик выдохнул дым и тоже улыбнулся, кивнул.

водки не хватит?

Кешка выдул полный фужер водки, посочувствовал Шанскому: Толька, ты больше часа заговаривал недотёп, двумя бутылками разве промочишь горло? Не дожидаясь ответа, Кешка велел одной из запыхавшихся официанток принести добавочную бутылку «Столичной» и откинулся на спинку стула; жёсткая линия подбородка, выступающие скулы, чуть вывернутые, по-детски полные губы.

– Откуда знаешь, что больше часа, неужели слушал?

– И слушал, и голос подавал из-за толпы, теснившейся у дверей, активизировал в меру своей эрудиции дискуссию, – обжёг наглым огнём тёмно-карих глаз и скромно потупился, закусил водку хлебом.

– А-а-а, так вот кто выдал недотёпам дислокацию Кавказского ресторана! – рассмеялся Соснин.

Скорчил, понурив голову, гримасу смущения и – вскочил, вскинул в воспаряющем жесте руку. – «Вечность проступает сквозь тление! Истлевающая золотом Венеция и даже вечный Рим бледнеют перед величием умирающего Петербурга»…ну и слог же у тебя, Толька! – позавидовал Кешка, сел.

– Увы, не у меня, – вздохнул Шанский и пододвинул сцепленные канцелярской скрепкой листки, которые только что достал из сумки.

Это были федотовские «Три Столицы».

Московский теоретик, давно со страстным сочинением философа-эмигранта знакомый, качнул в кивке благородным профилем.

Соснин был наслышан, заинтересованно полистал.

Кешка открыл наугад. – «Империя умерла, разложившись в невыносимом зловонии. Революция утонула в крови и грязи». Ух ты! Так и срок схлопотать недолго! – Кешка с деланной опаской посмотрел на чёрных полковников. – А какая столица третья?

– Великий Новгород, – ответил Шанский и налил водки.

– А кто Великий Новгород задавил? – хитро посмотрел на столичную штучку Кешка, ставя на стол пустой фужер.

– Москва, Москва, – мужественно молвил теоретик, допив.

– А слыхали, кто теперь давит нас? Кто нас втоптал в провинцию?

Теоретик кивнул.

– На Кремль киваете? – Кеша добивался определённости.

– Не только. На Смольный тоже.

– Одна лавочка, им, чем хуже, тем лучше.

– А нам? – спросил Шанский.

– Что нам-то?! Лишь бы позволили сопли пораспускать о провинции у моря, умилиться романтическими руинами, – огрызнулся Кеша.

– Тонкий намёк на толстые обстоятельства, – хохотнул Шанский, полез в карман за платком и вытер нос.

– Так ты выпей, пройдёт, – пожалел Шанского, заботливо поправил на его шее шарф и всем налил в рюмки, себе – в фужер.

Выпили.

– Толька, ты про Новую Голландию заливал. Что там сейчас, за аркой?

– Мистическая пустота! Туда не проникнуть, лишь небо видно…мы с Илюшкой к арке давным-давно на плоту подплыли, так нас…

– Пустоту они охраняют, как тайный клад? – Кешка махнул рукой в сторону стола с полковниками, – хотя нет там никакой мистики, никакой тайны, даже военной, там, скорей всего, хлам, запустение; налил водки в фужер.

– Реальность реального социализма столь отвратительна, столь убога, скучна и несокрушима, что остаётся утонуть в водке, – выпил Шанский.

– Почему несокрушима? – удивился московский теоретик.

– Никто не пикнет! Народ как безмолвствовал, так и…

– Не беда! Всё само рухнет.

– Когда?

– Ещё при нынешнем поколении советских людей… – как неторопливо он прожёвывал огурец! – редкие волосы над высоким лбом, узкие стальные глаза, крупный лепной нос…бородка клинышком.

– Какая осведомлённость! Сэр, вы часом не референт Политбюро? – прострелил тёмными глазами московского теоретика, потянулся к бутылке.

– Мой собутыльник, настоящий референт, я с ним в Коктебеле по весне выпиваю, того же мнения, – сказал Шанский, – ему, приближенному к Олимпу, виднее.

– Не надо быть референтом, очевидно, что на исходе ресурс системы.

– Они о ресурсном кризисе знают? Как бы на защиту революционных завоеваний не поднялись, – Кеша покосился на чёрных полковников, баловавшихся коньячком.

– У них патроны кончаются.

– Заблуждение! А крейсера, эсминцы? И ещё в загашнике атомные ракеты, торпеды на субмаринах.

– Мёртвый груз, – выдохнул дым теоретик, – крейсера, эсминцы и субмарины сами утонут, те из них, что у причалов, съест ржавчина.