Приключения сомнамбулы. Том 1

– Украли, – безнадёжно улыбнулся профессор. – Жёсткие узлы, пояса, усложнённое армирование – всё напрасно: дома от слабенького толчка рассыплются. У нас скальные грунты, а будто на песке строим.

После фуршетика с вином и чёрствыми хачапури обменялись телефонами, адресами. Адренасян пообещал прислать последний, ещё не завершённый, научный отчёт, снова пристально посмотрел на Соснина, спросил. – Мы не могли раньше встречаться? Такое лицо знакомое…

Соснин виновато развёл руками.

В самолёте сумку с оранжевой банкой поставил в ногах, под кресло.

Где-то слева по курсу, под розоватым туманом дремало море, а он смотрел, смотрел на крахмально-белую, тепло подсвеченную там и сям утренним солнцем, изборождённую синими тенями-складками ткань внизу. Когда поползли бесснежные рыжеватые холмы, сообразил, что кавказский хребет под снегом напомнил маркизетовую гардину в Филозовском кабинете.

по коридору (туда)

Со стенда объявлений зазывали на лекцию: «На пути к социальной однородности общества». А-а-а, жюри выявило победителей конкурса акварелей и набросков! – к щитам с произведениями Нешердяева и Филозова были приколоты бумажки с выведенными тушью римскими единицами; заслуженно разделили победу.

перед четвёртым заседанием комиссии Соснин всё ещё не мог уразуметь в чём состояла его собственная роль во всё более запутывавшейся истории, а пока предъявлял некорректные претензии Богу

Ждал в приёмной зале.

Огнедышащий Фофанов гудел о ночном сердечном приступе у Лапышкова, о шансах Филозова получить награду за удачные разбирательства – его будто бы после процесса собирались бросить поднимать строительный главк.

Соснина не трогали карьерные перемещения Влади. Пусть поднимает.

Подойдя к окну, глядя, как огибали мокрый сквер машины, нащупал ненужную банку в сумке: опоздал.

Заехал с утра на проспект Художников, звонил, звонил. Из соседней квартиры, не снимая цепочки, пробурчали в щель, что Софью Николаевну третьего дня похоронили, Анну Витольдовну, подкошенную горем, кажется, увезли к себе родственники, но её внук, который давеча приходил с беременной женой осматривать доставшуюся квартиру, будто бы сказал, что и с бабушкою стряслась беда, она при смерти, будто бы поскользнулась, упала, с тяжёлым переломом угодила в больницу. В какую больницу – не знали; телефона родственников тоже не знали.

Они что, доживали до своих рекордных лет, чтобы дождаться его визита? Будто бы специально для встречи с ним жили! Допустим, Божий промысел, допустим к ним его, действительно, не случай, а Бог послал. Но почему Бог потом так постыдно заторопился? Прагматика Промысла? Сразу после встречи, благо всё-всё ему было рассказано, высказано, показано, их Бог убрал за ненадобностью…кстати, и Серов внезапно умер, едва дописал портрет Иды…сделал главное и – ушёл…

Да, на его долю оставались детали сделанного другими… загадочные детали.

Допустим, доиграли при нём и для него свои роли, теперь – его выход?

Но как, как распорядиться всем тем, что узнал?

И проявится ли смысл «просто жизни», скрытый в неувязках и сплетениях судеб?

Или для того, чтобы смысл проявился, не хватало ещё чего-то?

– П-п-пора, Илья Сергеевич, з-зовут, – потянул за рукав Фаддеевский.

наказуемая инициатива (нервная прелюдия к четвёртому заседанию комиссии)

Филозов словно забыл про антисейсмические модели, в командировочные отчёты даже не заглянул, вопросов не задавал. Лишь с потухшим взором выслушивал устные соображения Блюминга и Фаддеевского об отличиях внешних толчково-сдвиговых факторов от аномального внутреннего усилия – перекладывал с места на место акты обследований домов-угроз, ох и много же их скопилось!

Лапышков с Файервассером схлопотали взбучку за опоздание, всех собравшихся, наконец, Влади обрадовал. – Никто не улизнёт от ответственности, справедливость восторжествует, вот, и Хитрина МИД лишает визы – его скоро депортируют из Ирака прямиком в объятия следствия!

Сидели, понурив головы.

Вдруг Файервассер бесстрашно вылез. Он, оказывается, по собственной инициативе объездил свалки, нашёл обломок оттуда… У Влади глаза забегали, словно замять захотел убийственную инициативу, на удачу и Лапышкову сделалось плохо, пепси-колой отпаивали, однако Семён, безжалостный правдолюбец, до своего-таки докопался, торжествовал: он и не вооружённым глазом увидел, что бетон в швах не содержал противоморозных пластификаторов, ко всему наверняка в испорченной, не вращавшейся мешалке везли. А в декабре, когда годовой план горел синим пламенем и в три смены гнали для отчёта монтаж, морозы ударили, потом – февральская оттепель, вот платформенные стыки и потекли, нагрузку не удержали.