Приключения сомнамбулы. Том 2

А он-то почему здесь, почему его должны трогать несуразицы этого плохого спектакля? С какой стати он, обессилевший зритель, вовлечён в сомнительную возню, пружины которой никогда не нащупает? Разве не бесполезно вникать в чужие резоны, дрязги, искать мотивировки позывов, страхов? – досадовал Соснин, спасовав в очередной раз перед динамичной неразберихой. Ощутил вдруг приступ тошноты, словно попал в болтанку, – что, рассосались свои проблемы? Скоро суд, совсем скоро, послезавтра. Неожиданная мысль прошила, как пуля. И неожиданно – без всякой связи с ждущими его неприятностями – вспомнил о печальном конце Герки, Вики. Чужие судьбы занимали больше, чем собственная судьба? Стало душно, не хватало воздуха.

Да, что-то менялось, пугающе менялось… атмосфера прежде всего.

Но… с олимпийской отрешённостью от пьяного шума, музыки осматривали вигвам индейской кухни с погашенным очагом профессорша и Головчинер. – Не могу согласиться, Илия Илипповна, раньше тоже… на «Крыше» чудесную бастурму на вертеле жарили! А восточный салат из тёртой редьки с гусиным жиром и шкварками под ледяную водочку? Головчинер будто б направлялся на семинар – зажал подмышкой бухтинский бестселлер «Роман как тайна» с неаккуратно торчавшими загнутыми закладками.

Головчинер и профессорша направлялись…

Соснин выскочил из-за стола, интуитивно нырнул за ярко светившийся постер, пригнулся – с Головчинером решительно не желал встречаться; прижался щекой к Алисиным губам, холодным, гладким, словно зашлифованный лёд… твёрдым, как у покойницы.

– Сперва вывел числовые зависимости аналитически, затем сверился по «Современным запискам» и ахнул, – совмещал гастрономический экскурс в прошлое с математико-филологическими пояснениями Головчинер; профессорша, чуть склонив очкастую головку, внимательно слушала.

– Даниил Бенедиктович, вы знали искусствоведа с мировым именем, который только что умер в прямом эфире?

– Да, – потрогав ямку на подбородке, – близко знал ещё по «Сайгону», посещал хэппенинги в его котельной, мы дружили, хотя спорили… ужасно, ужасно.

Головчинер с профессоршей свернули, ещё шаг и… Метнувшись, скорчившись, снова успел укрыться за постером, хотя Головчинер-то ничуть бы не поразился, застигнув его в столь нелепой позе, скособоченным, ползающим по полу, улыбнулся бы, свернув губы трубочкой, как ни в чём не бывало: привет, привет. Плохой спектакль, плохой спектакль, но я в нём почему-то играю, причём бездарно, – успел со стороны глянуть на окружающих и на себя Соснин и приник к противоположной поверхности постера, прижался к прекрасным прозрачно-пустым глазам, ощутил прикосновение вовсе не щекочуще-острых, а холодных и гладких Светиных ресниц, век. Сёстры, опьянённые своими тревогами, не заметили его отсутствия и престранных напольных манёвров у постера. Уселся, отдышавшись, за стол.

Эх, тачанка-растачанка… – распевалась за банкетным столом с лиловыми пузатыми свечками красномордая братва во фраках.

Горит свечи огарочек, налей, дружок, по чарочке… – подпевали рядом.

Всё выше, выше и выше стремим мы полёт наших птиц… и в каждом пропеллере дышит… – с балкона.

И вновь продолжается бой! И вновь…

Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом, – братва встала.

Кучка старичков-шестидесятников в диванной нише с хмельным юношеским азартом горланила «В Кейптаунтском порту», растрёпанный консультант «Старой Квартиры» вскочил на валик дивана, вдохновенно дирижировал цветастой подушкой.

Эккер тоже вёл себя вполне привычно, шуршаще развернул «Санкт-Петербургские ведомости», углубился.

Официант, жуя жвачку, не скрывал раздражения, когда опять принёс сумку.

Соснину вспомнились рассуждения Адренасяна о звуковых симптомах разрушающейся конструкции… вспомнил о стонах металлических связей перед их разрывом, о бетонном гуле, предвещающем…

И мы пойдём туда, где можно без труда найти себе и женщин, и вина! – горланили дурными голосами неугомонные старички, последние утописты-идеалисты. И сразу, сразу, с завидным энтузиазмом. – Там девочки танцуют голые, а дамы в соболях…

Эх, дорожка, фронтовая, не страшна нам бомбёжка любая! – развопились на ближней веранде зимнего сада вожаки «Ассоциации прозрачного бизнеса». Внизу подхватили, взмахивая, как флажками, розовыми салфетками, рядовые члены ассоциации. – Мы вели машины, объезжая мины… – Помирать нам рановато, есть ещё у нас дома дела, – отозвалось, мигая лампочками-звёздочками, «Седьмое небо».

Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым – на галерее, опоясывавшей ларьки деликатесных бутиков, баров и видеосалонов, перепились банкиры; за ларьками полыхал рекламный закат над турецким морем.

Соснин ощутил дрожь под ногами и гул, нараставший гул; что-то катилось.

Может быть, отходил от перрона поезд?

– Может быть, кофе? – Света подозвала официанта.