Приключения сомнамбулы. Том 2

– Объявлен план «Перехват», все выезды…

Соснин, однако, не боялся погони, он уже видел сквозь мрак, пожираемый спасительным невообразимо-чистым сиянием, как потерянно провожали его шальным блеском очков откуда-то сверху взлохмаченный Эккер, профессорша, ещё кто-то из тех неверных силуэтов с контражуром, которые испуганно толкались на краю бездонного провала, заглядывая в него, и среди которых он никак не различал, хотя напрягался, Свету… и ещё он интуитивно улавливал изменение ритмов в пространственно-временных трансформациях, сопровождавших падение, испытывал даже странное от этих изменений успокоение, – видел как вздыбившийся было, выбросив его в небо, Невский медленно-медленно возвращался в своё естественное горизонтальное положение, хотя видел и пульсирующую световую строку, бессмысленно расшибающуюся о запылённый охристый брандмауэр: «Таллинн без Довлатова», «Таллинн без Довлатова»… – почему два «нн», думал, почему два «нн»?

Эпизод 11

сам не свой

Лежал на боку в неудобной позе, откинув одну руку и поджав под себя другую; от ушиба тупо болели плечо, грудь, пылевые смерчики закручивались у глаз над замусоренным асфальтом – торопливые пешеходы огибали Соснина, мелькали стоптанные туфли, чулки, штанины, а его обмахивала «Ленинградской правдой», присев на корточки, какая-то сердобольная старушка, из-за неё клонились к нему бледным гладиолусом – мал-мала-меньше – любопытно-испуганные детские лики.

«К новому рубежу», «К новому рубежу»…

Раздался, перерастая в громыхание и затихая затем, глухой гул, такой знакомый.

«К новому рубежу»… заморгал. – «Юбилейная вахта», «Трудовая эстафета поколений»… «На свалку истории»… кого-кого на свалку? Интересненько.

Глаза осваивались.

Ряд приземистых пилонов с облетевшей там и сям чёрной керамической плиткой-ириской… окурки… тусклое замызганное многолюдное пространство, где он лежал, тоже было знакомым, пронзительно и невероятно знакомым.

Подрагивали балки потолка с облезлой, посеревшей побелкой, изборождённой желтоватыми следами протечек; сообразил, что над ним, через Невский, из Садовой в Садовую, проехал трамвай, и попробовал приподняться.

Это получилось легче, чем можно было бы ожидать, отряхнулся.

– Слава богу! – разогнула поясницу старушка.

– В травмапункт обратитесь, вдруг ребро сломано, – хриплой скороговоркой предостерёг на бегу спортивного вида мужчина с рюкзаком за спиной.

Вспомнил о сумке, подхватил её, почему-то полегчавшую, и побрёл на мёртвый, бледно льющийся свет, боль ослабевала; подымаясь по пандусу, ещё не мог поверить в реальность пространственных трансформаций, вернувших его на Невский, и смотрел, смотрел как небо вытеснялось за рамку проёма вздутой, словно подушка, ржавой крышей «Елисеевского» с вычурным акимовским «К».

блаженствуя, в родимой светотени

Выбрался из подземного перехода, машинально оглядел затенённое закругление Публичной библиотеки – часы, казалось, стояли, разве что минута минула… тогда, когда спускался, падал, почему-то чередовались свет и темень, сейчас, днём, солнце лениво лепило запылённо-красный дом с магазином подарков, в подвальчике, где согласно вывеске за грязным стеклом торговали мясом, толкались, ожидая подвоза, сумрачные фигуры… всё привычно и – уже непривычно: не слепил яркий глянец.

И подошвы не скользили… под ногами был неровный асфальт.

Понурые лица, покорная очередь у цистерны с квасом.