Приключения техасского натуралиста

Одновременно я выставил дуплянку для привлечения золотогрудого дятла, и он жил там, пока ласточки не изгнали совку, а совка, в свою очередь, не изгнала дятла, заняв его дуплянку. Тогда золотогрудый повел наступление на дуплянку крапивника Бевика, начав старательно долбить ее дюймовое отверстие. Постепенно он расширил его, хотя дуплянка была сделана из твердого дерева. После нескольких дней работы дятлу наконец удалось втиснуться в нее и выкинуть крапивника, к несчастью уже завершившего создание гнезда. Однако оккупант, недовольный размером дуплянки, не стал устраивать здесь гнезда, а сидел в ней, высунув голову наружу и с философским видом обозревая мир. Но битва за жилище не закончилась. В отсутствие дятла проныры-воробьи, обнаружив, что отверстие теперь достаточно велико, начали набивать дуплянку жесткой бермудской травой и всяким мусором. Таким образом, золотогрудый дятел, возвращаясь из своих путешествий, каждый раз находил в дуплянке все меньше и меньше места. После нескольких дней вялых попыток очистить ее от воробьиной помойки, он отступил, признав нахалов неоспоримыми владельцами жилья.

Тропический шлем, оставленный висеть на стене гаража прошлой весной, оказался занятым каролинским крапивником, не позволившим потревожить свое гнездышко, пока не вывелось потомство. Тем временем самец крапивника Бевика приспособил под свою спальню мои плавки, висевшие на веревке. Его самка высиживала потомство в валявшейся рядом пустой тыкве. Не выходя за пределы собственного двора, я мог бы привести много других примеров того, как нужны птицам удобные места гнездования.

Во время моего короткого пребывания в этом уединенном месте я был свидетелем двух примеров нехватки места для расположения гнезд. В начале февраля, когда начинает петь крапивник Бевика, я укрепил в подходящем месте пустую тыкву. Входное отверстие сделал чуть больше, чем требуется для крапивника Бевика, поскольку домовых воробьев (они больше размером), способных занять это жилище, вокруг не было. Каково же было мое удивление, когда однажды утром я заметил, что в тыкву забрался каньонный крапивник! Ведь в этой части страны он обитает в самых диких каньонах — под нависшими валунами, в темных гротах обрывистых берегов.

Этот крапивник — пещерный эльф, чья песнь начинается на высоких тонах, спускается вниз, подобно водопадам — падая с уступа на уступ, сверкая отраженным светом солнца, пока не стихнет, в самых низких регистрах, как уходящая вода. Я был в восторге от того, что приманил чисто лесную птицу.

Второй пример тоже связан с тыквой. На этот раз я проделал отверстие, соответствующее требованиям славки. Но тыкву сразу заняла маленькая птичка, которую я не смог определить. Однажды утром я обнаружил, что кто-то расширил отверстие в этой тыкве до размеров птицы значительной величины. Гнездо маленькой птички оказалось разрушенным; значит, маленькая птичка стала добычей совы, сойки, белки или еще какого-нибудь грабителя.

Мой любимый красноголовый дятел теперь редок на улицах Остина, где раньше было много его гнезд. Наблюдатели птиц по всей стране отмечают сокращение ареала его обитания, а некоторые даже предрекают его исчезновение. Он приобрел роковую привычку гоняться за насекомыми, особенно кузнечиками. Вместо того чтобы заниматься своим делом — долбить стволы деревьев там, где его ухо улавливает наличие точащих личинок, он стал подражать сорокопуту или мухоловке. Не обладая их способностью живо перемещаться в воздухе, стал бегать по дорогам, ловя насекомых, сбитых автомобилем или борющихся с воздушным потоком. Один автомобиль оставляет за собой приманку в виде сбитых насекомых, а следующий сбивает дятла, прежде чем он успеет улететь. Поэтому чем больше у нас асфальтированных дорог и чем быстрее автомобильное движение, тем больше машины сбивают насекомых, тем привлекательнее приманка на дороге, и тем больше становится убитых красноголовых дятлов.