Приключения Тома Бомбадила и другие истории

Из старой поэмы заимствованы гордые слова Оффы, сказанные им на совете перед битвой, и имя благородного юноши Эльфвина (потомка древнего мерсийского рода) — Оффа упоминает об Эльфвине и о его мужестве. Из поэмы взяты также имена обоих Вульфмаров: один — племянник Бьортнота, другой — младший сын Вульфстана, павший близ Бьортнота вместе с Эльфнотом под топорами викингов. Ближе к концу сохранившегося обрывка поэмы старый ратник Бьортвольд[22], готовясь умереть в последней отчаянной схватке, произносит знаменитые слова, которые заключают в себе самую суть героического кодекса прошлых эпох. Это те самые слова, которые бормочет в полусне Тортхельм:

Hige sceal the heardra, heorte the cenre,
mod sceal the mare, the ure maegen lytlad.

(«Воля будет крепче, сердце отважней, дух выше, по мере того как иссякают наши силы».)[23]

Подразумевается — и это вполне вероятно, — что эти строки не принадлежат автору поэмы, но являются неким древним и чтимым выражением героической воли; тем больше причин было у Бьортвольда действительно произнести их в последний час.

Третий голос, который вступает после Dirige, пользуется рифмой, что как бы предвещает близкий конец героического аллитеративного песенного лада. Поэма «Битва при Мэлдоне» написана свободным аллитеративным стихом и является самым поздним из сохранившихся отрывков старинной английской героической поэзии менестрелей. Приведенная здесь современная поэма написана тем же размером и на тот же лад — разве что более вольно (и то едва ли) обращается с традиционными правилами; правда, надо отметить, что этот размер и лад используются здесь в диалоге, что необычно.

Рифмующиеся строки — эхо стихов, сохранившихся в Historia Eliensis и относящихся к королю Кануту:

Merie sungen de muneches binnen Ely,
Da Cnut Ching reu der by;
Rowed, Cnihtes, noer de land,
And here we thes muneches saeng.

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЬОРТНОТА, СЫНА БЬОРТХЕЛЬМА

В темноте слышны неуверенные шаги и шумное дыхание. Внезапно раздается громкий и резкий оклик:

А, Тотта! Твои зубы
такую дробь во тьме отбивают,
что без труда узнал тебя я.

Неужто ты, Тида? Мне мнилось, время
едва ползет. Здесь, во тьме, меж мертвых,
так странно. Один я смотрел и слушал,
покуда не стали вздохи ветра
в ушах моих шепотом душ ушедших.

А перед глазами небось кружится
навье да нежить? Ночь нынче незряча,
луна села. Но ты попомни
мои слова: наш владыка где-то
неподалеку...

Из фонаря Тидвальда на землю падает слабый луч света. Слышен крик совы. В луче света на мгновение появляется темный силуэт и пропадает. Тортхельм вскакивает и опрокидывает фонарь, поставленный Тидвальдом на землю.

Ну, что там снова?

Помилуй, Боже! Ты слышал?

Тотта,
ты не в себе; твои страхи
творят врагов из тьмы и тумана.
Брось-ка бояться да помоги мне!
Тяжелый труд нам достался. Трупы
ворочать трудно. Сколько их пало —
тщедушных, тучных, сильных и слабых...
Поменьше думай о духах, друже,
и не болтай о них. Бред краснобаев
забудь. Под землю убрались духи,
а нет — Бог взял их, и страх напрасен.
В дни Водена выли близ битвищ волки,
но ныне в Эссексе нет их — опричь
волков двуногих. Перевернем-ка
вот этого...

Снова ухает сова.