Приключения Тома Бомбадила и другие истории

Добрый племянник
грудью обязан стоять за дядю.

Нет, о другом я Вульфмаре молвлю:
я племянника не приметил —
разве что сестрич владыки изрублен
в крошево. Верно, он Вульфмар, только
Вульфмаром также зовется младший
Вульфстана отпрыск, — вернее, звался.
Родом он был из восточных саксов.
Смерть урожай собрала суровый,
по незрелым пройдясь колосьям
страшной косою. Отважный отрок,
смелым и стойким стал бы он мужем.

Милостив буди к нам, Милосердый!
Он был на год меня моложе!

Вот и Эльфнот; погиб он рядом.

Знай он это — был бы доволен:
другом Вульфмару слыл он. В игре ли,
в брани ли — были они неразлучны
и владыке хранили верность —
он же их почитал сынами.

Будь ты проклято, тусклое пламя,
и слепые глаза! Готов я
чем угодно поклясться: пали
близ него они. Где-то рядом,
верю, погиб и владыка.

Смело
бились безусые эти; бегством
бородачи спасались от битвы.
На спину щит — и в чащу, ну, чисто
стадо оленей, оставив сраженье
с рыжим безбожником и убийцей
собственным детям! Да разразится
гром над ними! Да покарает
страшною смертью суровое Небо!
К сраму Англии, на погибель
предали они малолетних!
Вот и Эльфвин — еще и волос
не пробился на подбородке,
как погиб он в последней битве...

Храбрый воин, он добрым эрлом
стал бы со временем. Нам такие
хлеба нужнее. Как новый меч был он,
но старой стали. Пылкий, как пламя,
как клинок, крепкий, на язык резкий —
как Оффа.

Оффа! Увы, умолк он.
Не все Оффу у нас любили
и, если б владыка не заступался, —
давно заставили бы замолкнуть.
«Иной сокол спесив на совете,
в сече же кажет курячье сердце» —
так он однажды сказал на сходке.
Как встарь певали: «За чашей меда
горазды на похвальбу герои;
пусть же с первым проблеском утра
обещанья они исполнят,
а кто окажется недостоин —
пусть выблюет выпитое накануне
и покажет». Но песни вянут,
а мир стал мрачен. Зачем, о Тида,
мне в обозе сидеть досталось,
слушать вялую перебранку
поваров и презренной черни?
Клянусь Крестом, я любил владыку
не мене эрлов его и вассалов;
бедняк свободный подчас смелее
и яростней в битве, чем эрл богатый,
потомок поздний владык великих,
что раньше Водена здесь царили!

Пустое, Тотта. Придет время,
увидишь сам — все не так-то просто.
Железо жалит, и меч жестокий
кусает больно. Начнется битва —
храни Господь тебя, если духом
падешь! Рука щитоносца дрогнет,
и выбирай меж стыдом и смертью,
а выбор труден! Давай-ка, Тотта,
посмотрим... Тьфу! Это пес-язычник.
Брось эту погань!

Постой, Тида,
перевернем его носом книзу!
И не свети сюда! Ух, как страшно
глаза его смотрят, полные злобы!
Точь-в-точь Грендель при лунном свете!

Да, вид свирепый! Но страх напрасен:
он умер, мертвый же дан не страшен.
Вот с топором, да живой... Пусть смотрит,
сколько захочет, и скалит зубы:
чрево ада его пожрало.
Подсоби, Тотта!

Гляди-ка, Тида:
вот так ножища — не меньше ярда
длинного, в целый ствол обхватом...

Верно! Смолкни ж, главу склонивши:
вот владыка!