– Да о вчерашнем. Я уж наполовину решил – сон и все тут.
– Сон! Да кабы бы под Джо не сломалась ступенька, он бы тебе такой сон показал! И не говори мне о снах, я их нынче навидался, хватит! Всю ночь за мной этот безглазый испанец гонялся, чтоб он пропал!
– Ну уж нет, пропадать ему рано. Его надо
– Нипочем нам их не найти, Том. Такая удача человеку только раз в жизни выпадает, а мы ее прошляпили. Да и вообще, меня же, если я только увижу его, колотун прошибет.
– Да и меня, наверное, тоже. И все-таки, я хотел бы увидеть его и проследить – до Второго Номера.
– Номер Второй – да, это штука. Я тоже о нем думал. Правда, ничего не надумал. Как по-твоему, где он?
– Не знаю. Все так туманно, Гек. Слушай, – а может, это номер дома!
– Пожалуй!... Хотя нет, Том, если так, то не в нашем городишке. Тут никаких номеров днем с огнем не сыщешь.
– Да, верно. Дай-ка подумать. Ну, конечно! Это номер комнаты – на постоялом дворе!
– О, вот тут ты в точку попал! У нас их всего-то два. Стало быть, мы мигом все и выясним.
– Оставайся здесь, Гек, я скоро вернусь.
И Том убежал. Появляться на людях в обществе Гека он все-таки не решался. Отсутствовал Том полчаса. И выяснил, что в лучшем из постоялых дворов № 2 снимал, да и теперь снимает, молодой адвокат. А во дворе не столь фешенебельном № 2 был окутан тайной. Сынишка хозяина двора сказал Тому, что номер этот всегда заперт и никого, кто туда входит или выходит оттуда, он не видел, может, правда, там по ночам кто бывает, а почему это так, он не знает, ему любопытно, конечно, в чем тут дело, да не так чтобы очень, – сам он решил для себя, что в этой комнате нечистая сила завелась, вон и прошлой ночью там неведомо кто свечу жег.
– Вот и все, что я разузнал, Гек. Я так понимаю, это тот самый Второй Номер и есть.
– И по-моему так, Том. Так чего ты делать-то собираешься?
– Надо подумать.
Думал Том долго. И наконец, сказал:
– Значит так. Задняя дверь этого Второго Номера выходит в проулок между постоялым двором и развалинами старой лавки. Так вот, собери все дверные ключи, какие найдешь, а я стяну все тетушкины, и в первую же темную ночь мы сходим туда и попробуем открыть эту дверь. Только ты держи ухо востро, посматривай, вдруг где-нибудь Индеец Джо мелькнет, – помнишь, он говорил, что собирается заглянуть в город, выведать, не представился ли ему случай отомстить. Увидишь его, ничего не делай, просто следи за ним, – и если он не пойдет в номер два на постоялом дворе, значит это не то место.
– Ох, неохота мне за ним в одиночку таскаться!
– Так это ж ночью. Он тебя, скорее всего, не заметит, а и заметит, ни о чем не догадается.
– Ну, если совсем уж темно будет, я за ним, может, и послежу. Хотя не знаю… не знаю… да нет, попробую.
– Я бы за ним, если б темно было, как пить дать пошел, Гек. Вдруг он поймет, что ничего у него с местью не выйдет, да прямиком к деньгам и потопает.
– Верно, Том, верно. Ладно, послежу, вот те крест!
– Вот теперь ты дело говоришь! Ты, главное, не оплошай, Гек, а уж я не оплошаю, это будь уверен.
Глава XXVIII. В логове Индейца Джо
Близилась ночь, Том с Геком приготовились к новым приключениям. После девяти вечера они послонялись немного у постоялого двора – один издали наблюдал за проулком, другой за дверью, которая вела в № 2. Никто в проулок не зашел и никто из него не вышел, да и никто похожий на «испанца» не входил в дверь и не выходил из нее. Ночь обещала быть светлой, и Том отправился домой, зная, что, если темнота окажется все же достаточной, Гек придет к нему и помяукает, после чего он, Том, улизнет из дома и испытает ключи. Однако ночь осталась ясной и около двенадцати Гек покинул свой пост и завалился спать в пустой бочке из-под сахара.
И во вторник мальчикам тоже не повезло. И в среду. Зато в четверг ночь выдалась многообещающая. В должное время Том выскользнул из дома, прихватив с собой старый жестяный фонарь тетушки и большое полотенце, – чтобы было чем его прикрыть. Он спрятал фонарь в гековой бочке и встал на стражу. За час до полуночи бар постоялого двора закрылся, а все огни в нем (других в окрестностях не горело) погасли. «Испанец» так и не появился. Проулок оставался пустым. Все благоприятствовало исполнению замысла Тома. Ночь была темной, а безмолвие ее нарушалось лишь редким рокотом далекого грома.