Приключения Уэнсдей в России

Широким жестом Антон обвел все три верхние полки. Над каждой была еще одна, дополнительная, с матрасами, поэтому единственным приемлемым положением действительно становился вариант лежа.

– Зашибись. А почему не сюда? – Марк приземлился на нижнюю полку и придвинулся к окну.

– Потому, милок…

Слегка постукивая палкой о пол вагона, к компании подошла старая женщина: сгорбленная, в поеденном молью пальто грязно-зеленого цвета, в цветном платке на голове. Она поставила свои сумки, явно тяжелые сумки, на стол. В них что-то звякнуло.

– Что тут сижу я! – Она перехватила палку посередине и стукнула Марка набалдашником по бедру. – А ну, брысь с моего места!

М2 подскочил, потирая ногу.

– Что ж вы сразу драться начинаете, я словами понимаю!

– Поговори мне еще! А это что за чудище? – посмотрела старуха на собаку.

– Это Крошка, он хороший! – возмутился Антон.

– Если твой хороший крошка попробует меня укусить, я укушу тебя. А у меня отличная новенькая вставная челюсть, ею кирпич можно разгрызть!

Карина скривилась, представив себе эту картину.

Старуха повернулась к Уэнсдей и совсем другим тоном вдруг спросила:

– Кушать хочешь? Чего ж ты бледная какая? Заморыш совсем. Тебя вообще не кормят в энтой вашей мракодемии?

Старушка ласково погладила Уэнсдей по косичкам, та от неожиданности не успела увернуться, а потом уже было поздно. Ее никто никогда в жизни не гладил по голове! Ну уж, по меньшей мере, с тех пор как Уэнсдей научилась отвечать на обиды и провокации. А чем еще можно посчитать несанкционированное прикосновение? Старушка отвернулась, начала шебуршать в своих сумках, и Уэнсдей, воспользовавшись моментом, бросила семейное проклятие: хорошее, отстоявшееся, на облысение.

Ее глаза широко распахнулись, когда проклятие темной кляксой сползло по поношенному пальто, шлепнулось на пол и впиталось в затоптанный линолеум.

– Зря стараешься, девонька. – Старуха даже не обернулась. В голосе ее слышалась усмешка. – К моему возрасту у нас уже все к проклятиям устойчивые. Вот походишь по поликлиникам с мое, посидишь в очередях – и сама проклинать получше научишься, и тебя уже никто не достанет.

Она сняла пальто и повесила на специальный крючок для верхней одежды. Все, не сговариваясь, стянули с себя куртки, про которые успели забыть, и тоже повесили.

– Поликлиника – это какой-то местный филиал магической академии?

Карина подумала, что, может, там и ей смогут помочь, научат становиться невидимой, как умеют все в ее роду. Все, кроме самой Карины.

– Нет, девонька, это не филиал мракодемии – это сразу филиал ада.

Старуха перестала копаться и отошла от стола. Оказалось, что на нем уже стоят контейнеры, баночки, чашечки, пластиковая посуда.

– Садитесь, горемычные. – Она жалостливо оглядела всю компанию. – Вы ж поди и не взяли ничего с собой. Котомки-то у вас совсем тощие.

– Кто у нас какой? – шепотом спросил Марк Антона.

– Рюкзаки почти пустые. Еды с собой нет, – пояснил тот.

– У меня десять протеиновых батончиков! – возмутился Марк достаточно громко, чтобы его услышали все.

– То есть пюре с курочкой жареной не будешь? – хитро прищурившись, посмотрела на него старушка и сняла крышку с самого большого контейнера.

По поезду поплыл соблазнительный запах окорочков, у Марка забурчал живот.

– Курочку буду, – сдался он и подошел поближе, опасливо поглядывая на палку с набалдашником. – Спасибо вам, э-э-э…

– Можешь звать меня Егоровной. В родной деревне все так зовут.

Крошка заскулил на верхней полке так жалобно, что Егоровна продержалась не больше двадцати секунд:

– Иди сюда, чудище. Уж косточку какую я тебе найду.

Крошка спрыгнул мгновенно, чуть не перевернув всю посуду.

– Тьфу ты!

Вскоре все уселись вокруг стола. Все, кроме Уэнсдей.

– Ну а ты чего? – вопросительно посмотрела на нее старуха. – Стесняешься?

Уэнсдей поморщилась.

– А, – понимающе кивнула Егоровна. – Недостаточно мрачно, да? Тогда для тебя, девонька, – она открыла другую баночку, – у меня есть специальное угощение: тушеные куриные сердечки. Подойдет?

Уэнсдей посмотрела, как Марк с Антоном за обе щеки уписывают окорочка, как Карина элегантно подносит ко рту вилку с пюре, – и сдалась:

– Да, сердечки подойдут. Надеюсь, курицы страдали…

В этот момент поезд наконец тронулся. Сначала будто коротким рывком отцепился от вокзала, а потом плавно поехал с чуть слышным постукиванием.

– Ты сказал, что выкупил последние места, а чья же тогда полка здесь? – указал Марк подбородком на нижнюю полку напротив старухи.

– Мужа моего, – неожиданно отозвалась Егоровна.

– А где он тогда? – не поняла Карина. – Опоздал на поезд?

– Да не, он уж пять лет, как небо коптит.

– Что делает?

– Помер уже пять лет назад. Но я ему обещала без него за пределы Мги не уезжать, вот и таскаю с собой… – Она кивнула на закрытую сумку.

– В каком смысле таскаете?! – отшатнулась Карина, которая сидела к сумке ближе всех.

– Да не боись, не труп, только фотографию старика своего. И вот место ему выкупаю…

– У всех свои странности, – пробормотал под нос Антон.

– Лучше бы это был труп… – вздохнула Уэнсдей. – Скучно.