Приключения Уэнсдей в России

Тут Антон мысленно застонал и прикусил язык. Кажется, он только что признался девушке в любви. К Гейману. А что, если Гейман ей не нравится? Что, если теперь она будет считать Антона еще мелким, или глупеньким, или…

Но на Геймана Уэнсдей никак не отреагировала. Кажется, ее по-прежнему занимало другое.

– Антон. Ты не хочешь читать книгу, в которой человек убивает двух невинных женщин топором?

Антон подумал было снова тяжко вздохнуть, но – какой от этого прок? Он рассеянно откусил от очередного пирожка, хотя есть уже не хотелось. Настроение, и так кислое, становилось все гаже. Ни за что, ни за что ему не привлечь внимания такой девушки, как Уэнсдей. Он не красавец – уж это с какой стороны не смотри. Умом не блещет. Да и вообще ничего особенного в нем нет. Ему в жизни не придумать чего-то такого, от чего в глазах Уэнсдей Аддамс зажегся бы хоть крошечный огонек интереса. Вот как десять минут назад, когда он ввалился в кафе и пожаловался, что по литературе нужно писать сочинение. Но оно и понятно. Неуверенный паренек с лишним весом или психологический детектив-триллер про двух зарубленных женщин – разве выбор не очевиден?

– Ты сказал, там еще была каторга? – Уэнсдей задумчиво постучала ложечкой о край чашки.

– Вроде да. В конце, – обреченно подтвердил Антон и порылся в памяти, слабо понадеявшись козырнуть эрудицией. – Этот писатель, Достоевский, сам был на каторге, и он очень хорошо…

– Достоевский… – Глаза Уэнсдей, и без того большие и темные, еще расширились: – Ваши писатели живут на каторгах?

– Э-э… – Запас знаний Антона относительно отечественных деятелей литературы стремительно иссякал. – Наверное… Некоторые. Да. Но конкретно он – он не жил на каторге, его просто туда отправили. На время. Жил он в Петербурге. – Выражение лица собеседницы не изменилось, и Антон постарался выжать из себя все, что мог, – всю свою твердую «тройку» по истории России: – Этот город, он, э-э, вообще считается у нас самым, э-э, мистическим, местами даже зловещим… Там из века в век происходили всякие кровавые события; и там почти никогда не светит солнце; и, ммм, постоянно кто-то сходит с ума; так что, э-э, неудивительно, что такая книга была написана именно…

– В Петербурге, – медленно произнесла Уэнсдей Аддамс.

* * *

Карина О’Келли неодобрительно смотрела на ближайшую елку. Елка была засыпана снегом так, что напоминала, скорее, картонный колпачок для детского утренника. Только тот колпачок обязательно раскрасили бы, обклеили блестяшками и стикерами. А тут… Грустноватый такой утренник получался.

Елка не была целью – просто Уэнсдей с самого утра была задумчива и на вопросы отвечала односложно. А Марк вообще не захотел подниматься с постели – пробубнил что-то и замотался в одеяло. В итоге Карина решила выйти прогуляться в одиночестве и теперь волей-неволей таращилась на елку, потому как в ходе прогулки по Мге в любую сторону Мга заканчивалась примерно через десять минут. А когда Мга заканчивалась, смотреть вокруг было больше не на что.

Если Уэнсдей что-то задумала, сопротивление бесполезно. И в конце концов Карина всегда следовала за ней. Так они стали тремя худшими студентами на курсе и поехали на практику сюда – не просто в Россию, а аж в область. Но, ей-богу, они торчат тут достаточно долго. Насколько Карина знала подругу, ей уже давным-давно должно было стать скучно. Вот прям в тот самый момент, как только выяснилось, что Карина не умрет от холода в снегу посреди чиста поля, Уэнсдей пора было заскучать.

О’Келли недовольно обошла дерево и вновь воззрилась на него. В профиль елка была ничуть не менее елкой. Снежинки искрились на слепящем солнце – так, что приходилось жмуриться. Ледяной воздух щипал нос.

Карине вдруг страшно захотелось флэт уайт и пару круассанов, миндальный и шоколадный. Или чизкейк. Сырники – здорово, конечно; но чизкейк «Нью-Йорк» или с полдюжины макарунов привнесли бы в жизнь нотки праздника. У Карины частенько бывала депрессия, так что порядок действий был ей хорошо знаком. Сперва – поплакать часа два, свернувшись клубочком в мягком кресле. И чтобы тебя гладили по волосам. А потом принесли бумажный стаканчик – стаканище, размера XL – флэт уайт с корицей и несколько пончиков, например. И вот давящая бессмысленность жизни уже стала куда переносимее.

Закусив губу, Карина на всякий случай потопала ногами, чтобы не примерзнуть. Нет, это никуда не годится. Появления флэт уайта во Мге придется ждать, наверное, не меньше полувека.

Может быть, ей все-таки хоть разок в жизни повезло, и Уэнсдей действительно скучно?

* * *

Марк Мрак боялся Мги. А если по-честному – она приводила его в ужас.