Приключения в антропоцене

После нескольких дней пути вниз по течению, мимо очаровательной маленькой столицы Лаоса Вьентьяна, я останавливаюсь в небольшом городке Тхакхэк, окруженном поразительными известняковыми карстами и заповедными лесами. Животные здесь пугливы, потому что на них до сих пор охотятся и используют в пищу, поэтому я замечаю лишь немногих. Деревенские жители, занимающиеся лесозаготовками, проходят мимо меня с корзинами, нагруженными съестными припасами – грибами, улитками, насекомыми, белками и водорослями из Меконга, которые они затем сушат. Они жуют красных муравьев, и я тоже решаюсь попробовать – один лопается у меня во рту цитрусовым всплеском. Я решаю арендовать хороший вездеходный мотоцикл и получаю стокубовый скутер со сломанными топливомером и спидометром. Я нахожу внутреннюю камеру для задней шины, накачиваю колеса и отправляюсь из Тхакхэка в трехдневное путешествие по джунглям, следуя вдоль притока в обратном направлении от того места, где он впадает в Меконг среди холмов. Я проезжаю мимо холмов, которые обрабатывают для посадки риса, тучных черных и розовых буйволов, блаженно барахтающихся в прудах и грязевых котлах, мимо детей, пускающих камни из пращи, и женщин в саронгах, кормящих грудью новорожденных. Дороги, этот вездесущий атрибут антропоцена, полным ходом строятся даже здесь. Через несколько лет мое путешествие по воде станет пережитком прошлого и будет проводиться разве что для туристических экскурсий. Дорога из бирманского порта Моламьяйн через Таиланд и Лаос во вьетнамский Дананг протяженностью 1500 километров почти завершена. Уже сегодня путешествия, которые обычно занимали две недели морского пути между Бангкоком и Ханоем, теперь можно совершить всего за три дня по суше. Новый «восточно-западный экономический коридор» стремительными темпами меняет Лаос, способствуя промышленному и экономическому росту быстрее, чем любая плотина ГЭС.

Примерно через 80 километров дорога все больше начинает дробиться на глинистые и скважистые выбоины, а земля внезапно становится безжизненной и лишенной растительности. Здесь, на месте плотины ГЭС Нам-Теун-2, гордости лаосского правительства, полным ходом идут инженерно-технические работы. Я проезжаю электростанцию, после которой дорога начинает петлять все выше и выше сквозь прохладный и влажный воздух, пока наконец не приводит к деревне Накаи. Здесь я слезаю со скутера, спина онемела после долгой поездки, а руки и ноги до сих пор вибрируют от тряски.

Я договорилась встретиться здесь с американским натуралистом Биллом Робишо, человеком настолько эксцентричным, что одна лаосская официантка изумленно сказала мне: «Он ищет животных в джунглях, но не для того, чтобы их съесть!» Мы встречаемся на удивление в довольно фешенебельном ресторане, где цены соответствуют статусу – строительство плотины означает приток иностранцев, а это, в свою очередь, означает приток средств. В паре сотен метров от нашего столика течет старая река, воды которой уже разлились в широкое озеро, затопив семнадцать деревень – родовые имения 6600 жителей, которых переселили выше от деревни, в опрятные, только что выстроенные традиционные дома на сваях. Возведение плотины гидроэлектростанции стало возможным после того, как Всемирный банк стал международным партнером проекта и дал гарантии, что обеспечит финансовую поддержку, если в Лаосе назреет политический конфликт. Банк также ссудил Лаосу одну треть всего 1,5-миллиардного бюджета. Однако деньги были предоставлены с оговоркой, что переселенным из-за паводка людям должна быть выплачена компенсация (отсюда и новое жилье) и что лес необходимо должным образом защитить.

В социальном и экологическом отношении проект плотины многими признается успешным. Даже участники движения против строительства соглашаются, что создатели тщательно подошли к разработке проекта, выбору месторасположения и проведению строительных работ, чтобы минимизировать негативные последствия. К сожалению, даже благородные, казалось бы, побуждения не могут гарантировать отсутствия проблем. Когда местных жителей спрашивают, куда они хотели бы переехать, они вполне ожидаемо отвечают, что хотели бы остаться рядом со своей деревней, своими друзьями и своей рекой. Беда в том, что лучшая земля в деревне была занята – на ней уже жили люди, оставались лишь неплодородные глинистые почвы. Жители деревни занимались натуральным рыбным промыслом, но из-за исчезновения реки они нуждались в альтернативе, и им предоставили зерно. Все погибло в бесплодных почвах. Им дали буйволов, но и они погибли из-за нехватки пастбищных угодий.