Приключения в междумирье. Ошибка бабушки

– Значит, завтра придется повторить, – с содроганием прошептала Вера. Добровольно пойти еще раз на такие муки? Теперь, когда она знает, чем грозит изучение лингвы, в сто крат сложнее решиться на такой шаг, но ей надо понять, что угрожает родной планете, что это за нити конгруэнтности такие: пока в ее обновленной памяти нужных пояснений не было.

Квазик промолчал. Подхватил Веру на руки и понес в спальню. Несчастная уткнулась носом в его грудь, прижимаясь к горячему телу ледяными губами. Какое приятное тепло излучает Квазик! Как хорошо ощущать его сильные надежные руки… Не такой он и страшный, или она уже привыкла? Волосы сегодня расчесаны и волнами огибают мощные рога. Рога красивые, тяжелые, такие земным умельцам за большую сумму на сувениры и прочее продать можно. Хм, не к месту в ней бухгалтер проснулся… Глаза красивые, хоть и слишком длинные: яркие, как звезды в ночи, и окружены густыми ресницами – удивительно, что такие прекрасные глаза так гармонируют с грубым резким лицом. Если рассматривать Квазика по частям, то гнетущего жуткого впечатления он не производит. Губы темно-красные, а клыки белейшие торчат – красиво в принципе, эдакая мужественная агрессивность облика. Шрамы черные вблизи не так пугающи: видно, что неживые, а будто ровные полоски блестящей черной кожи для маскировки на лицо наклеены. Точно к внешности мужа скоро окончательно привыкнет, а там и о выполнении договора подумать можно…

Сердце Веры ёкнуло от предчувствия, которое отнюдь не было неприятным… М-да, давненько она с последним кавалером рассталась, давненько.

Веру осторожно уложили на кровать.

– Как себя чувствуешь?

– Как ты и обещал: хорошо прожаренной в мозгах. Завтра придется прожарить их снова – я не сообразила сегодня, что прерываю сеанс обучения. Завтра попробую продержаться дольше.

Вера содрогнулась.

– Ты намерена продолжить?! Но зачем? – поразился Квазик. – Ты страшно кричала и датчики показывали почти запредельный уровень боли – зачем тебе это, Вера?

Ого, он впервые назвал ее по имени! Вера чуть не прослезилась. Эх, нервы совсем ни к черту стали.

– Да вот хотя бы для того, чтобы меня перестали брезгливо именовать низшей человечкой. – Хотелось сказать это гордо, но получился хриплый горький всхлип. Ну и ладно.

Квазик заметно смутился.

– Наверное, мне стоит извиниться за такое обращение, – сконфуженно признал он.

– О, что ты, не утруждайся, – хмыкнула Вера. Огромный демон в фазе смущения выглядел забавно. – Договор дай. Восьми процентов лингвы хватит, чтобы его понять?

– Договор о продлении рода один из простейших, для его понимания не нужно было подключать себя к лингве, – покачал головой Квазик.

– А я не только ради договора, я в принципе хочу тебя понимать. Хоть немного. Вот как с этим «вообрази»: кто ж знал, что это прямая инструкция к действию?

– Так теперь ты это знаешь и вознаграждение любое вообразить сможешь. А меня тебе понимать зачем? Ты же через арт уйдешь в свой мир.

Восемь процентов местного словаря известили Веру, что арт – это единица времени, переводится как «год», но по Земному времени длится не триста шестьдесят пять дней, а примерно сто восемьдесят пять. То есть арт – чуть больше Земного полугода.

– Почему уйду? Не понимаю: у нас же брачный договор, он что – ограничен сроком в полгода?!

Квазик шарахнулся от нее в сторону, ощерив клыками рот:

– Брачный?! У нас всего лишь договор на продление рода, ни о каком браке речи нет! Родишь ребенка – и свободна!

Эрих Мария Ремарк утверждал когда-то, что русские привыкли к неожиданностям. Либо он плохо знал русских, либо Вера опять была не как все.

Как это – не брачный? Как это – родишь и свободна?! Будь они сейчас на родной матушке-Земле Вера привычным жестом указала бы хаму и мерзавцу на дверь, но тут у них какой-то нерасторжимый договор с угрозой смерти, так что привычными методами не обойтись.

– Дай договор и сам можешь быть свободен! – проскрежетала она сорванным в процессе «загрузки словаря» голосом.

Кажется, Квазик впечатлился страшным выражением ее лица: он беспрекословно вручил ей свиток и исчез.

––