Приключения в приличном обществе (СИ)

- А маслице со смальцем? Ну-ну, шучу, - сказал Каплан. - Значит, так, котлеты я вам обещаю твердо. Гарантирую, можно сказать. Этой халявы у нас с лихвой. Ну, пудинг, там, кисель из смородины. Кто хочет уху - тому уху.

- А бифштексы можно?

- Можно.

- А ромштекс?

- Пожалуйста.

- А... Паш, тебе бы чего?

- Майн Кампф.

- Мы сейчас не о духовной пище, Паш, мы о еде.

- Многие кушать хотят, особенно в Африке.

- Здесь вам не Африка.

- Африка, она и в России Африка.

- Грибочки! Селедочек малосольных! Шейку свиную копченую! М-м-м... - мечтали члены различных партий и другие, не связанные партийным уставом ни с кем.

- А вы не забыли, господа, о наших условиях? - напомнил Каплан. - Выдать нам ваших зачинщиков, причем, не менее 12-и человек. Мне не важно, кого вы выдвинете. Пусть истина будет где-нибудь рядом. Мне важен сам факт послушания. Можете бросить жребий, в конце концов.

- Селедочки! М-м-м...

- Да заткнись ты!

- Господа! - пытался вставить слово Маргулис.

- Товарищи! - вторил ему Членин-Перов, но, видя тщетность, обернулся к противнику. - А вам стыдно, господа! - твердо глядя в лицо Каплану, произнес он. - И если вы от нас не отвяжетесь, то...

- То? - подхватил Каплан.

- То мы сами от вас отвяжемся.

- Что я слышу! - вскричал Каплан, скорей иронически, чем всерьез. - Быдло становится на дыбы?

Я почувствовал толчок в спину, а за ним другой, более мощный, от которого сильно качнуло. Одновременно с третьим толчком я поневоле шагнул вперед меж расступившихся передо мной коридором тел. Я видел, что Членин с Маргулисом, стоявшие в первых рядах, были уже отторжены массой.

Продвигаясь рывками, я достиг первого ряда. Толчок в спину, пинок в зад - и я, как пробка из горлышка, вылетел из толщи толпы.

Мутится возмущенный разум. Вскипает обида, гнев. Будь я не так зрел, опытен, мудр, я мог бы окончательно разочароваться в человечестве. Впрочем, не место здесь рассуждать о постоянстве людских мнений. Или вернее - о непостоянстве их.

- А как же я?

Случилось так, что возникла двухсекундная пауза, момент тишины, и голос Птицына, заполнивший собой это мгновенье, прозвучал до боли пронзительно.

Увлеченные мечтой о предстоящем им насыщении, люди совсем забыли о нем - избитом, изорванном, жаждущим правосудия, элементарной справедливости, в конце концов. Как бы то ни было, голос его прозвучал как раз вовремя, чтобы на время спасти от смерти этого дурака Членина, интригана Маргулиса, меня, и возможно, еще девятерых, кому выпал бы жребий.

- Да! - быстро сориентировался в ситуации Маргулис. - Вот именно! Как быть с систематическими избиениями нас санитарами, не говоря уже о других издевательствах и насмешках над нами с их стороны? Кто по всей строгости ответит за это? - И он вытянул указательный перст в сторону Птицына.

- Никаких таких избиений не может быть, - отрезал главврач. - Кто ударил вас, сударь?

- Кто ж это так позаботился о тебе? - проявил участие и Каплан.

Тут неожиданно произошла заминка. Мы-то отлично знали, кто. Но поскольку нас на этом событии не было, видели мы только конечный результат, то и юридически наши свидетельства не имели силы. Мы ждали, что скажет сам Птицын, а он, растерявшийся от всеобщего внимания, никак не мог вспомнить обличье обидчика. Нечленораздельность речи, помноженная на стремительность, с какой он пытался выпалить наболевшее, очень мешала ему. Он мог вспомнить лишь одну из основных примет: удар левой сильнее.

- Ну, - торопил Каплан. - Кто этот санитар сатаны?

Кто из троих санитаров левша, обнаружилось тут же.

- Вы, цыпочка, верно, всё путаете, - сказал Дементьев, главврач. - Верно, сам ушибся о что-нибудь. Санитары у нас - что ангелы, госпитальеры Господа. А Добрынин - самый добрый из них.

- А Крутой - самый крутой, - добавил Членин, ненавидя попсу.

- Он, - подтвердили теперь и мы, руководствуемые коллективным чувством мести. - Это он учинил издевательство. Он и раньше безжалостно нас обижал.

- Что скажешь, разбойник? - обратился к санитару Каплан. - Ради каких таких истин с пациентом поцапался?

Видимо, ему нравилось вершить правосудие. Или, как теперь говорят: разводить.

Добрынин, переступив с ноги на ногу и потупив взор, медленно и неохотно отвечал ему так: что, мол, да, бывало. Бивал. То есть тех, которые сами дразнятся. Терпишь, носишь в себе, да и ударишь незло.

- Он приставал? Ну, вот видите! - вскричал главврач. - Он все равно был бы телесно наказан.

- А пациентов я на самом деле люблю, - продолжал Добрынин. - А уж если кого избил, то от избытка чувств. Извиняюсь. И пусть нам зарплату заплатят за всё, - кстати уж высказался он. - А то четвертый месяц не видели от вас ни рубля. Что у пациента отымешь, тем и пользуешься.

- Ну? Какие будут ему наказания? - спросил Каплан.

- У нас правило, - сказал главврач. - Санитаров никогда не наказывать.

- Накажите в порядке исключения. Или исправьте правило. Люблю я наказания смотреть.

- Позвольте в этой связи вопрос, - вновь выступил в своей роли Членин.

- Ты кто? - уставился на него Каплан.

- Я Членин, - напомнил тот, - вождь, если помните, народных масс.