Приключения в приличном обществе (СИ)

Птицын не выразил ни удовольствия, ни протеста, забежал вперед и стал распахивать все двери, попадавшиеся на нашем пути. Причем успевал пропускать нас вперед, закрывая без стука пройденную нами дверь, и снова забегать пред нами. При всем том он в ходьбе был не очень ловок: переваливался, и вообще, выглядел то ли нездоровым, то ли недоразвитым. Под глазом у него красовался синяк, переливался цветами радуги, словно сама Ирида украсила его им.

- Мотыгинский? - спросил я Маргулиса.

- Да. У нас среди них много друзей. Через них осуществляем смычку с окраиной. Ты бы одежду, Птицын, сменил. А то в синей пижаме на шпиона похож.

Дверей, впрочем, на пути нашего следования было не так много, шесть или восемь, и он справился с ними без большого труда. Другое дело - отпереть лаз. С ним ему пришлось повозиться. В конце концов, ступая на спину услужливого Птицына, мы влезли наверх.

Это покажется, может быть, невероятным, но Сад не захватил меня всецело, так, как это случилось в наше первое посещение. Возможно потому, что я все теперь воспринимал иначе, с ленцой, а может и потому, что сохранившихся в памяти статуй в Саду не было. Была Венера, та, что без рук - руки, целуя их, отломали, и пальцы разбросали все, отломавши. Был насмешливый фаллический божок, безобразное божество плодородия, он же Эрос - и все.

В общем, дух не захватывало. Не поражало воображения, не заставляло восхищаться набором древесных пород, отличавшимся разнообразием, вдумчивой расстановкой дерев по периметру и внутри него.

Все фрукты росли в этом Саду - от абрикоса до яблока, водились пернатые: птица Сирин, Алконост, Гамаюн, Финист с филином и некоторые другие (теперь они крайне редки), чьей родовой и фольклорной принадлежности я не знал. Если прочая фауна и была, то скрывалась во флоре.

Небрежный набросок неба чуть виднелся вверху.

- Небо? Небо - это иллюзия. Вы погуляйте, Птицын,- распорядился Маргулис.- Кушать плоды не возбраняется. А вот лазать по некоторым деревьям, запомни, Мцыри, запрещено.

- Мцыри все вымерли, - сказал Птицын и сразу куда-то делся, чтобы нам не мешать.

Маргулис продолжал вводить меня в курс.

- Здесь общепринято приятно проводить время, - сказал он.

- Красивая растительность, - отозвался я.

Какое-то неизвестное мне растение росло раскорякой среди других. Направляясь к нему, мы поравнялись с двухсотлитровым бутылочным деревом. Маргулис приблизился к нему, отвернул на нем кран и подставил фиал. Пенная струя ударила в чашу.

- Отведайте, маркиз, - предложил он.

Я отведал. Напиток показался мне безвкусным и недостаточно газированным, но я похвалил.

Рядом с растопыренным деревом, к которому мы продвигались, росло другое, тоже весьма разветвленное, да и похожее как две капли воды на первое. Можно было бы даже предположить, что они отражались друг в друге.

- Это Древо Жизни, - сказал Маргулис, указывая на одно из них. - А это - Смерти. - И указал на другое. Интересно, как он их распознал? - Даже тонкий ботаник не найдет разницу, - заметил по этому поводу Маргулис. - Древо Жизни - вы видите? Увешано пульсирующими сердцами. А Древо Смерти, думаете, чем? - пульсирующими сердцами.

Я действительно увидел пульсирующие сердца, хотя принял их первоначально за толстых пурпурных птиц. А пристально приглядевшись, можно было заметить, что прихотливое переплетение ветвей обоих дерев напоминает лабиринт, что, видимо, символизировало проблему выбора.

- Этот ясень есть Иггдрасиль, - указал мне Маргулис на другое древо. - А это дуб, тот самый, что описал еще Аполлон Григорьев, возвращавшийся от цыган. Тут есть еще залупарк, иначе говоря, сад лингамов. Но он нынче заперт. Там у нас Древо Желанья растет.

Вообще я заметил, что Сад был частично искусственный, то есть там, где у природы не хватило ума проявить себя со всей полнотой, дело было поправлено человеческим воображением. Так, например, наряду с финиками на одной из пальм произрастали пряники.

И еще: Сад выглядел до странности малоподвижным. Не было ни шевеленья ветвей, ни движенья воздуха. И тишина. Хоть бы свистнул кто-нибудь фистулой. Пульсировали сердца, изредка высовывался Сирин, да Птицын, сидя на дереве, ронял помет.

- Шипами и терниями засадил сей Сад садовник-садист, - вздохнул Маргулис. - Садовника мы прогнали, тернии выдернули, шипы обратили остриями внутрь. Теперь даже голыми можно гулять. В костюме от Кадмона. Вы чувствуете, как Сад поглощает злобу и выделяет любовь? Надеюсь, этот наш опыт с шипами и терниями подхватит весь земной шар. Если вы понимаете, что я имею в виду.

- Так называемые добродетели? - спросил я, зная уже кое-что из его программы.

- Именно. Дуракам добродетели ни к чему.

Единственная роза, расправив шипы, росла в уголке укромно, чувствуя себя не в своей компании. Даже растения сторонились ее.

- Обратите внимание на Древо Познания, - продолжал нашу экскурсию мой гид.

Дуб с крупными тяжелыми желудями княжил над мелкой порослью. Маргулис указывал именно на него.