Приключения в шхерах

Он застал его на лодочной пристани, где Сундстрем готовил к отплытию небольшой рыбачий парусник. Запыхавшийся Дундертак попробовал выпалить все единым залпом. Получилось, конечно, неважно. Но Сундстрем понял вполне достаточно для того, чтобы сообразить, что стряслось действительно нечто из ряда вон выходящее. Ружья под рукой не было. Зато он прихватил с собой обломок доски. Ну вот, все в порядке, гвозди и молоток в карманах…

Зачем они им? Дундертак ничего не понимал. Впрочем, ему было не до скучных размышлений. Его в данный момент занимала одна-единственная мысль: удалось ли провести куницу? Сидит ли она в дупле? Заинтересовало ли ее сделанное наспех чучело?

Сундстрем и Дундертак бежали изо всех сил.

Слава богу, куница в дупле!

Сундстрем в восторге хлопнул себя по колену:

— Ох и молодчина! Ты просто загипнотизировал проклятую обжору! А ну, давай мигом залезай в штаны, а то еще простудишься. И приготовься к цирковому представлению!

Дундертак мигом напялил на себя штаны и рубаху.

— Ну, малыш, представление начинается! Давай скорее прыгай, пой, кривляйся — словом, выделывай все, что умеешь. Только держись все время вот здесь, напротив дупла. Теперь понял? Она раскроет рот на твои фокусы, а про меня и забудет.

Дундертак и рад стараться: он крутил сальто, стоял на голове, прыгал вороной — в общем, изобразил все, на что был способен.

Тем временем Сундстрем обошел на цыпочках березу и стал взбираться наверх к дуплу.

Любопытная куница с живейшим интересом наблюдала за всеми фортелями, какие так старательно выкидывал Дундертак.

Тут-то Сундстрем ее и прихлопнул. Доска плотно закрыла вход в дупло.

— Быстрей сюда! — закричал Сундстрем. — Помоги мне приколотить доску!

Дундертак кошкой вскарабкался на березу.

Прибив как следует доску, оба спустились обратно на землю.

— Ай да мы, ай да молодцы! — похвалил Сундстрем. — Теперь мы спилим березу — и куница у нас в руках. Хочешь — продавай ее в Стокгольм, в зоопарк.

— Неужто ее кто-нибудь купит? — удивился Дундертак. — Да их убивать надо, и все тут!

— Еще как купят!

— Да это же разбойник, живодер!

— Ну и что ж. Всяк, брат, по-своему с ума сходит. Они там, в Стокгольме, подбирают всякую чепуховину. От такой гадости нам бы только избавиться, а они за нее еще большие деньги платят.

— А вороны? — Глаза Дундертака заблестели. — Ворон в Стокгольме тоже берут?

Большой Сундстрем задумчиво почесал в затылке:

— Не-ет, ворон-то, пожалуй, не берут. Живых — нет. Ты думаешь, они уж там совсем спятили? Хотя, конечно, иногда похоже на то.

Тут-то Дундертак и рассказал Сундстрему случай с воронами и гагой.

— Теперь уж и птенчики вылупились. Девять штук. Я их тоже охраняю. Воронам и перышка не досталось.

Сундстрем опять хлопнул себя по колену и расхохотался во все горло:

— Ну и умница! Ну и золото-парень! Перехитрил ворон, а? Наставил им носы подлиннее, чем сама мать-природа!

— Ага, — улыбнулся Дундертак. — Я думаю, они теперь у них длиннющие!

— Ну и правильно сделал, дружище! — сказал Сундстрем уже серьезно. — В наших шхерах гага самая красивая птица.

С этими словами Сундстрем нагнулся, поднял уже спиленную березу и взвалил ее на плечо.

В темнице ехала маленькая пленница, прилетевшая с той стороны залива, повиснув на шее глухаря.

Шествие замыкал Дундертак. В одной руке он нес пилу и топор, в другой — большую мертвую птицу.

В школе и на охоте

Но не думайте, что мальчики в шхерах целыми днями только и делают, что скачут по лесам и полям да изучают жизнь птиц и четвероногих. Они ведь должны еще ходить в школу, чтобы хоть немножко научиться хорошим манерам и дисциплине. Что же касается Дундертака, то у него было много и других дел. Зимой он вместе с рыбаками тянул из-подо льда невод, а летом работал у известковообжигательных печей. Когда же кончалось лето и начиналась осень, он ходил под парусами в Трусе, Седертелье и Стокгольм.

Дундертак жил на самом краю острова, так что от его дома до школы было больше девяти километров. В школу он ходил через день, но все равно это было трудно. Бушевала ли метель, хлестал ли проливной дождь, Дундертак должен был отшагать свои девять километров.

С восьми утра и до самого вечера он сидел за партой и терпеливо, с молчаливой настойчивостью старался постичь хоть что-нибудь из того, что писалось на классной доске и говорилось с учительской кафедры. Это было совсем не так просто, как вы думаете. Дело в том, что Дундертак всегда размышлял долго и основательно и не питал никакой склонности к скороспелым мыслям и бойким ответам.

Их учитель был старый сердитый человек. Каждые пятнадцать минут он вытаскивал из кармана деревянную табакерку и закладывал в нос две добрые понюшки табаку. Каждые пять минут он основательно прочищал нос, используя для этой цели большой пестрый платок. Время от времени он чихал. Это было похоже на землетрясение.

— Будьте здоровы! — говорил он, отдышавшись. И, вытирая пестрым платком огромный, грушевидный нос, удовлетворенно добавлял: — Благодарение создателю!