Приключения Вернера Хольта

— Она нездешняя, — пустилась в объяснения Фридель Кюхлер, когда перепалка утихла. Это была белокурая предводительница местного союза девушек. — Ее эвакуировали сюда из Западной Германии, кажется из Швейнфурта. Говорят, у нее не все дома. — Она повертела пальцем перед лбом. — От ее звеньевой я слышала, что она потеряла обоих родителей и работала в Швейнфурте служанкой, отбывала годичную повинность. Ей всего-то пятнадцать лет. Говорят, ее засыпало во время бомбежки, а когда неделю спустя убежище раскопали, там были уже одни трупы, выжила только она. Потом лежала в больнице. Здесь ее приютило многодетное семейство эсэсовца, ей там хорошо живется. В мае ее снова пришлось уложить в больницу. Теперь у нее отпуск после болезни, она работает только первую половину дня.

Вольцов лег на теплые доски.

— Война есть война! — сказал он.

Хольт старался отогнать неотвязное видение: убежище, а в нем, среди застывших мертвецов, живая душа борется с подступающим безумием. Он слышал вокруг себя несносную болтовню девушек.

— Почему же вы не поможете ей? — спросил он хрипло. Все молчали.

— Она не хочет. Она избегает всех!

Хольт вскочил.

— Вот вам и народное единство! Все за одного! — съязвил он. Он видел глаза, обращенные на него с недоумением. А ведь года не прошло, как эта же белокурая Фридель проповедовала здесь, на этом самом месте, «товарищеское единение». Хольт услышал голос фрау Цише: «Меня, меня спаси! Брось сейчас же ребенка!» Он повернулся и зашагал прочь. За его спиной раздался голос Гомулки:

— Вернер и сам на этих днях пережил нечто подобное!

То, что я пережил, думал Хольт, шагая по плоту, сущие пустяки. Я это вынес и опять вынесу!

В самом конце плота, где были привязаны байдарки и гребные лодки, он сел и опустил ноги в воду. Река сверкала в лучах солнца.

Восемь дней была засыпана! — думал Хольт. Он видел себя, как он несет девочку в красных башмачках па перевязочный пункт и кто-то говорит ему: «Exit!.. Напрасно вы трудились!» Сверху свалился пылающий карниз, искры фонтаном брызнули в лестничную клетку. «Вы знакомы с полковником Барнимом?»

А потом: «Расстреляли…» А что с Утой? Может, и ее уже нет в живых?.. Может, никогда и не было? Может, Ута мне просто приснилась, как «мустанги», Шмидлинг и бомбовые ковры?

Он поднялся и медленно направился к девушке — она по-прежнему сидела на солнце, прислонясь к перилам. Он опустился на плот у ее ног.

— Меня зовут Вернер Хольт. Я курсант, служу на зенитной батарее, а сейчас в отпуску.

На мгновенье она повернула к нему голову. К щекам ее медленно приливала краска.

Хорошо еще, что не сразу убежала, подумал Хольт. Лицо ее показалось ему знакомым, где-то он видел эти густые ресницы, темные брови и румяные губы. Зря я на нее глазею, еще, пожалуй, убежит! Что бы мне сказать?

— Я здесь тоже чужой. Только прошлый год поступил сюда в гимназию и проучился всего несколько месяцев. А потом нас отправили в зенитную часть.

Зря я про зенитную часть, подумал Хольт. И насчет курсанта тоже зря. Это напомнит ей бомбежку.

— Я не ужился дома, сам не знаю почему. — Насчет дома я тоже зря… Ведь она потеряла обоих родителей… Как будто у меня еще есть родители! — Вы должны… ты должна простить меня… — продолжал он сбивчиво. — Я говорю сущий вздор… Но ведь это же так трудно… — сказал он уже напрямик, — заговорить с незнакомой девушкой. Тем более я все время боюсь, что ты убежишь.

Она не тронулась с места.

— Я уже вчера тебя приметил, — продолжал он, — ты шла с хозяйственной сумкой. Мне хотелось тут же пойти за тобой. Когда же я услышал, — она подняла глаза, но они смотрели куда-то вдаль, — что ты из Швейнфурта… — Он подумал: что это я опять плету? — …когда я это услышал, мне стало ясно, что здесь ни одна душа тебя не поймет!

Она закрыла глаза и сидела не двигаясь.

Не поймет… — думал Хольт, а разве может один человек понять другого?

— Наша батарея стоит в Рурской области. Сотни раз приходилось мне слышать: «район Вюрцбург — Швейнфурт»..

Его озарило внезапное воспоминание. Дело было в октябре, американцы выслали в тот день в воздух около тысячи истребителей сопровождения, воздушные бои велись от голландской границы до Южной Германии. Было сбито больше сотни четырехмоторных бомбардировщиков, но Швейнфурт так и не отстояли… Хольт видел, как море домов заволокло серой дымовой завесой, в ней вспыхивали молнии разрывов, пока наконец пламя пожаров не пожрало дым… Он стряхнул это воспоминание… Как это постоянно твердит Готтескнехт? Стиснуть зубы!..

— Хорошо, что в то время я не знал тебя. У меня не было бы ни минуты покоя. Помочь тебе я все равно б не мог. — Он долго молча сидел с ней рядом. Встревоженный ее упорным молчанием, спросил: — Может, мне уйти? — Она почти незаметно покачала головой.

Компания у вышки начала расходиться. Вольцов мимоходом взглянул на девушку, и вскоре их голоса затерялись на лугу.

Теперь они были одни на плоту. Вечернее солнце низко склонилось над цепью гор на противоположном берегу. Его лучи уже не грели. Хольт сказал:

— Я даже еще не знаю, как тебя зовут.

— Гундель. Собственно, Гундула.