— Мне велели присмотреть за детьми, — сказала Гундель, задыхаясь от быстрого бега. — У меня десять минут, не больше!..
Он повел ее к зеленым насаждениям, наставляя по дороге:
— Думай обо всем, что я тебе сказал! Жди меня! Я буду писать до востребования, заходи на почту и справляйся. И ты пиши, когда сможешь, ладно? А вот тебе адрес моего отца!
Она прочла записку:
— Доктор Рихард Хольт?
— На самом деле он профессор. Это теперь его посадили на жалкую должность, оттого что… Я почти не поддерживаю с ним отношений, но если ты когда-нибудь к нему попадешь, скажи только, что мы с тобой знакомы… Расскажи ему все, он наверняка тебе поможет. — Он взял ее руку, потрескавшуюся, натруженную руку ребенка. — Прощай, Гундель!
Она сказала:
— Возвращайся скорей, Вернер! И никогда не будь таким… как этим утром!
— Так ведь я же дурака валял! Подражал нашему капитану!
— Знаю, — возразила она. — Но что-то такое сидит и в тебе!
Он ощутил пожатие ее руки. Она хотела убежать. Но он удержал ее, достал из нагрудного кармана коробочку и сунул ей в руку крестик Уты с цепочкой.
— Я получил это в прошлом году в подарок от девушки… возможно, ее уже нет в живых!..
Гундель долго разглядывала золотую безделку и шепотом прочла вырезанную на крестике дату:
— Год тысяча шестьсот девяносто второй…
— Прочти, что там написано.
Она по слогам разобрала миниатюрную надпись с затейливыми росчерками. И сразу же убежала.
Он шел по лужайке, взор его терялся в туманных далях по ту сторону реки.
Вольцова в Гомулку он нашел в кафе в обществе девиц. С ними был и Вурм. Вольцов о чем-то разглагольствовал, видно было, что он на взводе. У Гомулки раскраснелось лицо.
— Старуха не дает нам ничего, кроме пива, — пожаловался Вольцов. — Зато штаммфюрер Вурм притащил из дому бутылочку спиртного. А ты, оказывается, ничего парень, штаммфюрер! — Он размашисто хлопнул Вурма по плечу.
Кто-то сунул Хольту стакан. Кто-то крикнул:
— Тост!
Вольцов вскочил и заорал так натужно, что жилы выступили у него на лбу:
— И пусть все рушится вокруг, я постою один за двух! А если жизнь моя нужна — мне смерть и гибель не страшна!
— Пора на вокзал! — торопил Гомулка.
Пивная кружка упала со стола и разбилась. Хольт перекинул ранец через плечо. Его каска со звоном ударилась о стул. Впиться в воображаемую точку, вон там, над притолокой, и… вперед, март!
В вагоне Вольцов первым делом достал из ранца карту.
— Не мешает познакомиться с нашей новой резиденцией! Ну и мерзкие же места! Горы, леса, глубокие извилистые ущелья! Идеальные условия для партизанской войны! Хорошо хоть я захватил классическую работу Богуславского по истории пехоты!
Часть вторая
1
К середине сентября в северо-западных Бескидах установилась теплая, ясная погода, настоящее бабье лето. Гомулка заметил:
— Собственно, нам не на что жаловаться. Помнишь, мы еще на курсах зенитчиков говорили, чем хороша эта тупая муштра. Чтоб поскорей в бой захотелось.
Они с Хольтом сидели в нужнике. Только здесь и можно было спокойно перекинуться словом. После отпуска Гомулка ходил задумчивый, молчаливый. Оба курили. Над лагерем сгущались сумерки.
— Это ты верно говоришь, — согласился Хольт. Уж на что мне осточертел Эссен, подумал он, а теперь я много бы дал, чтобы опять там очутиться. — Куда бы нас ни послали, все будет лучше, чем этот лагерь.
Слухи о предстоящей отправке в район боев не прекращались. Сначала все с тревогой и страхом думали об этом, а сейчас большинство говорило себе: хоть бы уж поскорее!
— У людей короткая память, — сказал Хольт. — Придет время, когда мы пожалеем об этом лагере.
— Пока что всякая перемена оказывалась к худшему, — продолжал философствовать Гомулка. Хольт глубоко затянулся.
— Божественный был начальник Готтескнехт!
— Да вся служба в зенитной части — это чистые каникулы, — ответил Гомулка. — Там нас хоть за людей считали.
Хольт кивнул. А тут с пяти утра до семи вечера расписанный до мелочей, неукоснительно жесткий распорядок дня совершенно изматывал юношей. Хольт держался: он был здоров, полон сил и не роптал, когда оберформан Шульце заставлял его с карабином и с полной выкладкой раз по двадцать перелезать через стенку.
Хольт смотрел на все это как на необходимую тренировку. На фронте не то еще будет! — утешал он себя. Там без закалки пропадешь! Однако весь царивший здесь дух, постоянные придирки, хитроумная при всей своей несложности система, призванная сломить волю каждого из них, действовала угнетающе и на Хольта.
Отведенная под лагерь территория бывшего садоводства была обнесена высокой кирпичной стеной. У ворот в большом бараке помещалась комендатура — караулка, гауптвахта и квартиры начальства. За ним простирался посыпанный шлаком плац — сто метров в квадрате. Земли садоводства, примыкавшие к трем жилым баракам, превратили в учебное поле; там были: беговая дорожка, гимнастическая стенка, ров, огневые точки, блиндажи, окопы, проволочные заграждения. В лагерях трудовой повинности молодежь проходила военную подготовку. Лопату заменил карабин.