Приключения Вернера Хольта. Возвращение

— Кролик, этот так называемый подопытный экземпляр, находился в состоянии так называемой анафилаксии. Ему вспрыснули чужой белок, сыворотку из крови крысы, и он выработал в своей крови защитные вещества, так называемые антитела или аглюти… — Тут она все же запнулась. — Я еще не умею выговорить как следует… — и произнесла по слогам: — Аг-глю-ти-ни-ны. Эти аг…антитела… должны быть тщательно опробованы на свертываемость. Для того и берется кровь.

Неужели это говорит Гундель? Церник всем своим видом выражал удовлетворение. Хольт сидел, понуря голову. Ему стало страшно при мысли, с какой быстротой Гундель от него ускользает. Но что поделаешь? Вспомнилось приглашение Аренса: «Такая чудная весенняя погода, на воскресенье можно и в горы махнуть. Вы могли бы кого-нибудь прихватить с собой… Уж вы-то наверняка не живете отшельником…» Хольт рассеянно следил, как Гундель убирает со стола, как она ставит кипятить воду и заваривает колу. Да, он еще сегодня позвонит Аренсу. Но надо заручиться согласием Гундель.

Церник сидел рядом с профессором и с опаской помешивал незнакомый напиток. Отведав его, он скривил рот, лицо у него вытянулось от огорчения.

— Ужас что такое! Простите, профессор, неужели вы в состоянии пить эту мерзость? — Он снова с отвращением заставил себя пригубить. — Как это называется? Кола? Ну да, кола! И в ней действительно содержится кофеин? — Он с удивлением уставился на свою чашку. — А я всегда представлял себе, что у кофеина вкус кофе. — Он снова отхлебнул из чашки, а потом, сделав над собой усилие, осушил ее до дна. Напиток заметно подбодрил его. — А знаете, пожалуй, не так уж плохо! Привыкнуть можно! Разрешите мне еще чашечку, Гундель!

Гундель налила ему. Церник прихлебывал уже с нескрываемым удовольствием.

— У меня к вам несколько вопросов, профессор, — начал он оживляясь. — Как я вам уже докладывал, я лишу диссертацию о вульгарных материалистах, знаете — фирма Фохт и K°, борьба среди материалистов, наивный реализм в философии и в науке… Кстати, эта ваша кола: когда выйдут мои запасы кофе, вы думаете, я ею обойдусь?.. Так вот, должен сказать, что в ваших ранних работах я усмотрел кое-какие вульгарно-материалистические ошибки. В постановке некоторых вопросов вы не идете дальше Геккеля. Скажите, а почему вас от сравнительной анатомии и палеонтологии потянуло к микробиологии? Это меня крайне интересует! — И он вытащил из кармана своего твидового пиджака истрепанную записную книжку.

Гундель между тем ушла из лаборатории. Хольт повесил халат на гвоздик и последовал за ней в ее комнату.

— Не хочешь ли завтра со мной и Аренсом поехать в горы на водохранилище? Он очень зовет нас.

— И ты еще спрашиваешь! — сказала Гундель.

— Но… Чувствую, что сейчас последует какое-то «но».

— Ты ведь знаешь, у нас идет подготовка к Первому мая… Осталось одно воскресенье, в обычные дни просто руки не доходят. Может, отложим до другого раза?

— Да, разумеется, подготовка к Первому мая, — протянул Хольт. — Это, конечно, важнее!

Разочарованный, он поплелся к себе. Постоял у окна, потом набил трубку, закурил и обломал в пальцах спичку… Наконец взял себя в руки и сел работать.

Он и воскресенье провел за книгами.

Вскоре Хольт по всем предметам подтянулся до среднего уровня в классе, а по математике даже значительно его превысил. Он держался особняком, сторонился политических споров и дискуссий, занимая по возможности нейтральную или примирительную позицию. Товарищи и педагоги относились к нему с возрастающим уважением, и только Готтескнехт, казалось, все еще ему не доверял.

Но вот в последних числах апреля Готтескнехт вернул учащимся сочинение, первое, какое Хольту пришлось писать в классе. Поднявшись на кафедру со стопкой тетрадей под мышкой, он сказал:

— Сочинение в общем написано неплохо. Тема понята правильно. Понятие судьбы, с которым мы встречаемся у классиков, рассматривается вами критически, в свете активного жизнеутверждения. За одним, впрочем, исключением… — Он сел за кафедру. — Но так тоже нельзя, Гофман! Вы слишком все упрощаете. — Он открыл одну из тетрадей. — «Чему же учит нас фатализм и вера в судьбу? Мы приходим к выводу, что обе наши рабочие партии должны возможно скорее объединиться».

В классе засмеялись.

— По-вашему, это неправильно? — взвился Гофман. — Кто здесь возражает против такого вывода?

— В вашу задачу входило осветить законы, по которым развивается общество, проанализировать движущие им идеи, а не выступать с декларациями, будь они даже сто раз правильными. Не стучите костылями, Гофман! Я ставлю вам «неуд». — И Готтескнехт раскрыл другую тетрадь. — А теперь вы, Гейслер! В ответ на ваш гнусный выпад единственной оценкой может быть «плохо»!

Гейслер неохотно поднялся.

— То, что я написал, — заявил он, глядя в потолок, — идет вразрез с взглядами, которые здесь насаждают.