Приключения знаменитых первопроходцев. Америка

Эти возрожденческие или спиритуальные циклы, нечто вроде периодических религиозных кризисов, обычно дают толчок для образования новой секты или способствуют разрастанию уже существующих. И именно наиболее странным доктринам, наиболее деспотическим формам отдают предпочтение многие души, которым наскучил рассудочный холод и ничем не ограниченная свобода. Вот как в нескольких словах X. Диксон описал одно из этих пробуждений, в котором он лично участвовал.

«…Американская религиозная горячка разражается в местах наиболее беспокойных и диких; очень часто на границах цивилизованных штатов, всегда в среде секты, проповедующей крайние взгляды. Современный ревивалист завоевывает паству теми же методами, что и его предшественники. Живя в обстановке приключений, довольствуясь грубой пищей, идет проповедник пешком по грязным дорогам, засыпая на куче листвы или на шкуре лани, разбивая лагерь среди волков и бобров, преследуемый индейцами, белыми из низших классов, неграми, проникая в тюрьмы, в кабаки, в игорные дома, изгоняя бедность, нужду и преступление. Если хотите, это фанатик; в нем говорит жар крови, а не холодный рассудок; его слово — судорога, красноречие — пронзительный крик; но если его разглагольствования вызывают улыбку философов и возмущают должностных лиц, то они трогают, волнуют рудокопа с почерневшим лицом, мощного лесоруба, крепкого фермера. Он совершает духовную работу и обтесывает камень души с силой, на которую не способен ремесленник.

Религиозные лагеря, такие, как я видел в глуши Огайо и Индианы, представляют весьма интересное зрелище. Здесь можно увидеть забавные сцены, вызывающие смех, или слезы трогательного усердия. Спокойным октябрьским днем я присутствовал на одном из этих “пробуждений”: тысячи желтых цветов и красные мхи ковром покрывали обширную равнину, выбранную для религиозного действа; листва дубов и платанов начинала коричневеть, клены горели темно-красным огнем, и ветви ореховых деревьев казались отлитыми из золота. На узловатых корнях и около старых вековых пней, среди весело гудящих насекомых и пролетающих молниями птиц раскинулось множество бараков и палаток. Этот лагерь фанатиков нельзя было сравнить ни с каким лагерем пастушеского племени на земле, равно как арабского, так и индейского; в некотором отношении он напоминал шумную ярмарочную площадь наших провинций.

Из двуколок и телег выпряжены лошади и привязаны к столбам или пасутся на свободе. В дюжине просторных палаток люди едят, пьют, курят или молятся. Одни развлекаются различными играми или отдыхают на траве; другие разводят огонь, готовят еду. Парни рубят дрова для очагов; девушки гурьбой идут за водой к соседнему источнику.

В центре лагеря проповедник с мертвенно-бледным лицом, стоя на обрубке поваленного дерева, произносит назидательную речь. Слушатели кажутся такими же разгоряченными и оживленными, как и он; по большей части это фермеры и фермерши, съехавшиеся отовсюду; там и тут — несколько негритянок, яркие шали и юбки которых не блещут чистотой, или группа краснокожих с перьями на головах и разрисованными лицами. Слушатели возбуждены не менее проповедника; и тот вещает с удвоенной энергией. Зажигательная речь оратора прерывается криками и рыданиями, его жесты встречают одобрения и стоны. Он, не давая себе передышки, продолжает режущим слух голосом бросать в толпу ураган молитв и библейских угроз.

Люди остаются сидеть вокруг вдохновенного миссионера; бледные, неподвижные, с молитвенно сложенными руками, сжатыми губами, у них вид грешников, подавленных отчаянием безнадежности. Женщины, воздев руки к небу, исповедуются во весь голос, кидаются на землю или падают в обморок, охваченные внезапным приступом истерии; на губах появляется белая пена, глаза вылезают из орбит. Индейцы, соблюдая обычное хладнокровие, взирают с презрительным видом на слабости белых женщин. Негры и их подруги разражаются рыданиями и кричат в конвульсивном экстазе: “Слава! Слава Богу! Аллилуйя!”

Множество посетителей заболевали, а кто-то в лагере даже умирал. Свидетели, присутствовавшие на этих религиозных собраниях, говорят, что среди ужасов борьбы с грехом и страха смерти кажется, что бушуют все страсти. В самом деле, в лагере ревивалистов (возрожденцев) люди спорили, дрались и обхаживали находящихся рядом женщин. Возникали ссоры, лезвия длинных охотничьих ножей сверкали на солнце. Через восемь дней, иногда через месяц, пламя религиозного рвения начинало затухать и гасло. Атеисты начинали посмеиваться; равнодушные готовились вернуться к привычному образу жизни. Запрягали повозки; укладывали багаж и сажали женщин в двуколки. Кабатчик снимал свою палатку, и вся шваль отправлялась искать другое ярмарочное поле.

Любопытные исчезали один за другим, и наконец проповедник, надоевший своей аудитории, переставал вещать. Уже все сказано: оседлана последняя лошадь; последняя повозка отправилась в путь; вскоре останутся только обугленные головешки да несколько свежих могил, чтобы напомнить о странном сборище, возмутившем спокойствие леса…»