Прикоснись ко тьме

– Вот именно, не смыслю, – строго ответила я. – Так что лежи смирно, а то будет больно.

Он повалился на спину и закрыл лицо рукой. Что-то пробормотал по-румынски, но я не обращала на него внимания. Он знал, что я не понимаю его языка, а я, если бы не была поглощена процессом, могла бы и обидеться. Итак, я вернулась к тому, что заставляло Мирчу стонать. Когда я принялась работать губами и языком, Мирча лежал уже спокойнее, только его тело чуть подрагивало. Кончик мне понравился больше всего, хотя его вкус показался несколько горьковатым. Стоило посмотреть, как, вцепившись руками в края кровати, Мирча изо всех сил старался подавить стон. Тогда я решила выяснить, что же заставит великого Мирчу полностью потерять над собой власть.

Забрав в рот побольше плоти, я как бы случайно слегка сжала зубы – и вот тогда у Мирчи вырвался громкий крик. Уяснив, что крик означает полнейшее блаженство, я начала чередовать легкие укусы с поглаживанием языком, и вскоре Мирча уже не кричал, а тихо подвывал, словно не сознавая, что делает. Спустя несколько минут, когда я спустилась ниже, к яичкам, я обнаружила, что Мирча по-настоящему ослаб. Должно быть, это было самое чувствительное место, а может быть, напряжение оказалось слишком велико. Не успела я понять, что происходит, как он схватил меня за бедра и усадил на себя так, чтобы мы могли соединиться. Это было так невероятно хорошо, так верно и правильно, что я едва не ответила на его зов. Но тут во мне заговорил разум, я вспомнила о цене и откинулась назад.

От резкого движения я потеряла равновесие и скатилась с кровати. Через секунду надо мной возникло недоуменное лицо Мирчи, который, свесившись с матраса, уставился на меня, распростертую на прикроватном коврике. Я закрылась халатом, и глаза Мирчи потемнели.

– Я своими руками разорву этот чертов халат! – гневно заявил он.

Его голос был хриплым, глаза дико сверкали. Я быстро завернулась в халат, как в одеяло. Он, конечно, не шел ни в какое сравнение с горячим телом Мирчи, но думать все-таки легче, когда на тебе есть одежда. У меня прерывалось дыхание, кружилась голова, я хотела Мирчу, и все же я отодвигалась от него до тех пор, пока не уперлась в окно.

– Мы в расчете, Мирча, – сказала я.

Он сел. Видимо, он совсем забылся, поскольку его набухшая плоть сразу напомнила о себе. Мирча поморщился, но продолжал смотреть на меня горящими глазами, в которых метались янтарные, коричные и багровые отблески. Его потемневшие глаза были так прекрасны, что мне захотелось подбежать к нему и броситься в его объятия. Я ухватилась за подоконник и почувствовала, как обожгла меня магическая защита. И все же она была холодной по сравнению с моей кожей, пылавшей, как в огне.

Мирча провел рукой по лицу; его рука дрожала Затем взглянул на меня.

– Кэсси, пожалуйста, не делай этого. Я тебе все объяснил, ты знаешь, что стоит на кону. Я хотел, чтобы тебе было хорошо и чтобы потом ты меня не ненавидела. Мы обязаны это сделать. Ты же не тот глупый маг, который ничего о нас не знает. Пожалуйста, не усложняй дело. Тебе понравится.

– А если я скажу «нет»? – Внезапно наступила тишина. В комнате плавали волны энергии, как плавают над пустыней потоки горячего воздуха. – Ты возьмешь меня силой?

Мирча сглотнул и целую минуту неотрывно смотрел на коврик. Когда же он вскинул на меня глаза они вновь приобрели свой обычный темно-карий цвет.

– Давай говорить начистоту. Я мог бы затуманить твое сознание и заставить тебя делать то, что нужно мне. Но если бы я так поступил, то навсегда утратил бы твое доверие. Я слишком хорошо тебя знаю; я знаю, как ты относишься к предательству. Ты не можешь простить лишь измены, а я не хочу становиться твоим врагом.

– Значит, я могу идти? – спросила я, заранее зная ответ.

– Ты сама все понимаешь, – со вздохом сказал Мирча; внезапно его лицо как-то осунулось. – Если этого не сделаю я, консул назначит кого-нибудь другого. Я знаю, что одно время тебя тянуло к Томасу, но я также знаю, как он тебя обидел. Он предал тебя, хотя и действовал по приказу, которого не смел ослушаться, и я не думаю, что ты его простила.

Я прижала руки к груди.

– Да.

Было время, когда я верила Томасу, желала его и, может быть, была в него влюблена. Но то был мужчина моих грез, а не реальный человек. Теперь он казался мне чужаком. Я не хотела к нему прикасаться. Кроме того, он посмел воздействовать на мой разум. Пусть по приказу Сената, но ведь если тот прикажет ему вновь, Томас послушается.

– А может быть, тебе нравится Луи Сезар? Он красив. Хочешь его?

Мирча говорил каким-то странным голосом, и я подумала, что, наверное, отдать меня Луи Сезару было для него еще горше, чем Томасу. Наверное, потому, что француз был таким же полноправным членом Сената, как и он, Мирча. Неужели он действительно думает, что я очертя голову прицеплюсь к первому, с кем пересплю, и, забыв обо всем, полечу за ним в Европу? Если так, то Мирча меня совсем не знает.

– Нет.

Зачем мне человек, одно прикосновение к которому вызывает у меня кошмарные галлюцинации?