Каждый раз, нажимая эту волшебную кнопку выключателя, Тамара сама ойкала, радуясь как школьница.
Впрочем, школьницей она была, давно, и давно — студенткой. Сейчас ей надо было работать, работать, благо покупатели были, и даже стояли, пусть и не в большой, но очереди.
Тамара уже «причесывала» сухой чистой тряпкой кисти из вазы, когда в дверь позвонили.
Для визитеров было уж совсем рано, гостей она не ждала. А уж ту, что оказалась за открытой дверью, совсем не ждала. Ни сегодня, ни завтра.
Гостья была под явным шафе вздернулась в пьяной улыбке губа, показав желтые прокуренные зубы и гостья шагнула в дом.
На минутку ослепнув от света всех ламп, она прищурилась, потом достала из кармана фуфайки бейсболку и натянула, чтобы прикрыться от лишней яркости. Жест это был очень наработанный, наизустный.
После чего гостья из второго кармана извлекла крошечного щенка таксы.
— Знакомься, это — Оказия.
Она крепко поцеловала Тамару в щеку, а потом ткнула ей щенка.
— Купила вот. С оказией передали. Ох. Ох.
Она прижав щенка к своей груди рухнула в кресло на кухне.
— Свари нам сосисочку, пожалуйста. Оголодамши мы.
Тамара поняла, что день испорчен, Галина приходила к ней всегда на весь день. Выпивала весь коньяк в доме, никогда ничего не ела. И курила, курила. И говорила. Это был монолог на весь день.
Она говорила о самом страшном дне, годах своей жизни, повествовала подробно, как ей стыдно, что ее бросил её Сорокин. Голой на юру.
Сорокин, её муж, действительно покинул её с двумя детьми. И это было тогда странно для всех. Но было это двадцать с небольшим лет назад.
Уже выросли дети, уже было другое время, а она все не могла смириться, угомониться.
Вот теперь таксу завела. Зачем она ей.
Тамара бросила в кастрюльку пару сосисок.
— Что случилось.
— А ты не знаешь. Меня муж бросил.
И она заплакала так искренне, громко всхлипывая, как будто только узнала об этом минуту назад.
И покатился день, плаксивый и сентиментальный. На все вопли Галины Тамара сдержанно проговаривала пошлые фразочки, не очень утруждая себя участием в диалоге.
Таксенок был накормлен, и скрылся опять в огромном накладном кармане хозяйской фуфайки и затих там.
Тамара пыталась обнаружить для гости свою занятость, но та не церемонясь заявила.
— Ну что ты, ты все малюешь свои цветочки. Поменяла бы жанр. Попробуй себя в страстях, эмоциях. А то цветы везде, как на кладбище. Я пойду, пожалуй, со вчерашнего дня домой дойти не могу. Не хочу. Там…, — Галина махнула рукой и встала из-за стола.
Но домой ей было уже не дойти. Она дошла до дивана в Тамариной спальне и рухнула на него.
— Прости, Тамарочка…
И прикрыла козырьком глаза себе от света.
Тамара не успела словом возразить, а гостья уже спала крепко-сладко на жесткой подушке дивана. На ней свернулся таксенок шоколадного цвета пятнышком. Мир и лад и счастье.
Они спали, укрытые одеялом доверия и любви друг другу.
Тамара, опершись на косяк двери, смотрела на эту парочку в сильном раздумье, и не спешила уходить.
Она еще не понимала, что видит она перед собой, на широченном модном диване.
Она не понимала еще, что заставило её быстро-быстро сдержать неожиданные слезы, схватить подрамник и выдернуть кисти из вазы.
«Нет, лучше не краски. Может углем — пронеслось у нее в голове. — Быстро. Надо быстро. Только бы они не шевелились, а то настроение уйдет».
Она увидела вдруг, что носки у Галины с дыркой, а белая брючина чумазая.
В другой день, она бы не дала уснуть ей здесь, где свет беспощадно открывал, взрывал возможные скрытые недостатки.
Глядя на спящую Галю, на голову которой перебрался щенок и залег там нимбом, Тамара вдруг передумала рисовать.
Слезы текли по лицу, и в голове родилось неожиданное название будущего холста. И она знала, что обязательно напишет то, что она видела сейчас. Трогательная и страшная дырочка в носке перевесила творческий порыв Тамары.
Она просто взяла толстый плед и закрыла им — и таксенка, и его беспутную хозяйку, и неухоженный носок.
На все это хватило одного пледа. Тамара утерла мокрое лицо ладошкой. Под пледом тявкнула и улеглась поудобнее Оказия.
«Ну и кличка», — улыбнулась Тамара.
И опять расплакалась. Ей очень хотелось написать картину с увиденного только что, она даже знала, как назвала бы этот холст.
Конечно же — «Одиночество». Но что-то подсказывало ей, что она с новым жанром не справится.
И она надеялась, что накрыв подругу с таксенком, она, хотя бы на несколько часов, вызволила их из чьих-то недобрых объятий. — Вот такая Оказия.
Тамара впервые пожалела об одном общем выключателе, нельзя было выключить свет, ей ведь нужно было рисовать. А без света, это невозможно.
Его благородие
Кто-то заводит себе собаку в споре с одиночеством. А она завела себе рояль.
После звонка по видеосвязи Володя как-то сильно растревожился. Он долго сидел на диване в странно неудобной позе и старался понять, что его так растревожило.