Ей стукнуло тридцать пять годков. Она была статна, говорлива, улыбчива и одинока. И это не было и не казалось странным по той причине, что Варвара была хозяйкой роскошного магазина Свадебных платьев и аксессуаров к ним. В этот магазин заходили одни невесты, женихи туда не вхожи по поводу плохой приметы. Жених не должен видеть платье невесты до свадьбы. Вот они и сидели по домам, а в магазин к Варваре ходили только девицы с мамами и папами.
И выбирали, примеряли часами.
Магазин был в центральной части города и назывался «Золушкой». В этом же доме помещался ломбард. Так что было такое маленькое заблуждение.
То ли в «Золушку», то ли в ломбард. Путались посетители. Но «Золушка» годилась как название и ломбарду, если думать чуть не всерьез о свадебных обновах.
Варвара любила свой магазинчик. Любила придти в него пораньше и зажечь все лампы разом. Платья на кронштейнах как бы оживали от голубого света и предъявляли миру свою красоту и небесность.
Варвара шла вдоль кронштейна с этим белым кружевным взрывом и все еще не верила, что эта красота принадлежала вся ей одной. И она, если и отдает её кому-то, то за очень дорого.
Завершив свой прилежный утренний ритуал и поправив каждую складочку на каждом платье, она почему то краем глаза уловила непривычное движение за окном. Глянув, она заметила фигуру мужчины в надвинутой кепочке на лоб, на котором так держались как-то и очки. Стекла в очках были темные, и глаз мужчины было не рассмотреть. Но вид его Варваре не понравился.
Она немедленно отвернулась и на всякий случай нажала кнопку вызова охраны.
Между тем очкарик стоял на улице и старательно вглядывался в разночинные свадебные наряды.
Он ходил вдоль витринных окон и внимательно разглядывал манекенов на них.
— Звали, Варвара Петровна? — появился охранник, вытирая салфеткой кофейную пену с губ.
Варвара кивнула в сторону любопытного за стеклом.
— Бди, — показала она жестом и пошла к себе в кабинет.
Начался обычный рабочий день. Примерки, стилисты, невесты, охи-ахи и прочая атрибутика таких событий. Варвара совсем забыла об утреннем происшествии. Но о нем ей напомнил охранник.
— Он весь день стоит под окнами. Не заходит, — доложил он хозяйке.
Детектив какой-то. Варвара вышла в торговый зал и увидела знакомую кепку и очки. И в них незнакомца. Он и правда, стоял под окном.
«Детектив», — с некоторой иронией подумала Варвара.
День удался. Выручка была больше обычного. Но Варвару это не очень радовало. К хорошему быстро привыкаешь.
От вечных невест и их примерок ее подташнивало. Скорее всего, это было еще и от зависти к этим счастливым глупым личикам с их уверенностью в своем счастье. А Варваре приходилось им вторить, улыбаться и убеждать.
Случалось, когда уж от модельера привозили какое то совсем уж «чумовое» и смелое платье, Варвара с любопытством могла примерить. Но тут же выскакивала из белого шелка, будто чувствовала что что-то спугнет нечаянно.
Она специально задержалась в магазине, потому что заметила примелькавшуюся кепочку за стеклом.
Ей очень вдруг захотелось, что бы это её ждали. Она включила сигнализацию, выключила освещение. Поникли в серости платья на кронштейнах. Вечер теплый летний, успокаивающий.
И вдруг улицу оглушил женский визг. Варвара едва не сорвалась со ступеньки от этого громкого вопля.
И тут она увидела девчушку. С растрепанными волосами повисшую на парне в кепочке.
— Ты дождался. Я была уверена, что ты не дождешься. Какой ты молодец. Молодец, спасибо! Ты дождался.
Она целовала звонко на всю улицу.
Варвара невольно улыбнулась этой чужой радости.
— Но вот… я весь день здесь торчал.
Варвара, готова была открыть им свою лавку, даже сделать им шаг навстречу.
Но парень неожиданно вдруг спросил у нее.
— А в ломбард это где?
— Не знаю, — соврала Варвара.
И сказала это так резко — будто бросила трубку на рычаг, того еще телефона.
Глаза
Антонина считала себя человеком серьезным с мощной энергетикой борцом за справедливость. Она еще и голосом обладала громким, и от этого неприятным для окружающих. И поэтому любой конфликт, в который она впрягалась своими басистыми звуками, немедленно сходил на нет. Все дружно разбегались от этого невыносимого для уха звука.
Она была грозой двора и окрестностей. Никто не смел заниматься своими делами во дворе. Мрачная фигура Антонины заставляла всех думать тут же о недостойном своем поведении. Мамаши снимали с горки визжавших от восторга детей. Даже местные собачники скрывались со своими питомцами, опасаясь орущей Антонины.
Антонина чувствовала это отношение к себе, но почему-то гордилась им. «Боятся — значит уважают», — думалось ей несколько лестно о себе.
Другие причины не рассматривались. Она привыкла к почтенному отношению к себе. Ей и в голову не приходило, что ее тяжелый взгляд, громкий голос и неопрятное морщинистое лицо могут вызывать отторжение.
Но Антонине не думалось о себе так, и она так и ходила хозяйкой их старого двора, как будто у нее был ордер на всё законие.