Прикосновение

Услышав эти слова, Сильвия почувствовала, что ее вновь захлестнуло прежнее чувство.

— Иди сюда, — прошептала она, но Алан не расслышал. Тогда она решила дать ему выговориться, понимая, что это ему необходимо. Кроме того, ей и самой было интересно услышать то, что он хочет сказать.

— Я говорю то, что чувствую. Я уже не помню, когда я в последний раз открывался перед кем бы то ни было. Долгое время я чувствовал себя потерянным. С детских лет я хотел стать врачом. И знаешь почему? Ради денег и престижа.

— Я не верю этому!

— По правде сказать, сначала я хотел стать рок-звездой, но быстро обнаружил, что у меня нет музыкальных способностей. Тогда я остановил свой выбор на медицине. — Алан рассмеялся. — Нет, серьезно — что меня привлекало, так это деньги и престиж. Именно это было важнее всего для парня из Бруклина во время учебы.

— Что же изменило твои убеждения?

— Сущая малость. Не то чтобы я вдруг отверг все материальные блага и сменил их на рубище и прах. Просто время шло, и я менялся. Это случилось в начале моей врачебной практики, когда я впервые встретился с пациентами и осознал, что передо мной не просто истории болезни, а живые люди. Так или иначе, я достиг и той и другой цели: престиж пришел сам собой, когда я получил степень доктора медицины, а вместе с ним пришли и деньги. Как говорил нам один из наших преподавателей: «Заботьтесь о своих пациентах, и вам не придется беспокоиться о бухгалтерии». Он оказался прав.

Итак, я решил, что стану самым лучшим врачом в мире. А когда я занялся врачебной практикой, моей повседневной заботой стало стремление быть первоклассным врачом. Но теперь я вообще никакой не врач. Я всего лишь инструмент. Я превратился в нечто вроде естественной лечебной машины. Может быть, настало время положить всему этому конец. — Он вновь рассмеялся. — Знаешь, мы с Тони решили, что когда юридические джунгли окажутся чересчур непроходимыми и политики добьются того, что потребуется двадцать минут возни с бумагами на каждые десять минут общения с пациентом, мы бросим все это к чертям и откроем пиццерию. — Он наконец отвернулся от окна. — Да, кстати, о пицце, я проголодался. Нет ли у вас чего-нибудь поесть, мадам?

Сильвия вновь заговорила своим насмешливым голосом:

— Разумеется, дорогой. Разве ты не помнишь? Ты же уже...

— Еды, мадам. Дайте поесть!

— Ах это. Пойдем.

Когда они оделись, Сильвия взяла его за руку и повела в кухню. Она искала в ящике фонарик, когда вдруг сам собой зажегся свет.

— Есть что-нибудь? — спросил Алан, заглядывая из-за ее плеча в холодильник.

В холодильнике почти ничего не было: поскольку Сильвия отвезла Джеффи в Фонд, она не ходила сегодня в магазин.

— Ничего, кроме сосисок.

— О Боже мой. Что говорил по этому поводу доктор Фрейд?

— Он говорил — либо ешь сосиски, либо ходи голодным.

— Во время бури любой порт хорош. Засунь их в микроволновую печь, и вскоре мы получим полуфабрикат в одеяле.

— Это ужасно!

— Все же не хуже, чем бифштекс, съеденный мною вчера. Я сам его готовил — по вкусу и консистенции он напоминал подошву. — Алан скорчил гримасу отвращения. — Ужас!

Прижавшись к нему, Сильвия засмеялась. Это была та, потаенная, сторона личности Алана, о существовании которой она раньше и не подозревала. Эти мальчишеские черты... Кто бы мог предположить, что этот целиком поглощенный своей работой доктор способен быть таким очаровательным, остроумным и веселым? Веселым?!

Она привстала на цыпочки и поцеловала его в лоб. Он ответил ей поцелуем. Продолжая целовать его, она бросила пакет с сосисками обратно в холодильник, захлопнула дверцу и вновь обняла его за шею. Он взял ее на руки и отнес обратно в библиотеку.

Позже, когда, утомленные, они лежали на диване, она сказала:

— Нам как-нибудь нужно попробовать сделать это в постели.

Он поднял голову, лежавшую у нее на груди.

— А почему бы не попробовать прямо сейчас?

— Ты шутишь!

— Может быть, и шучу, а может быть, и нет, — сказал он, лукаво улыбаясь. — Одно могу сказать точно — я чувствую себя так, как будто жизнь моя началась только сегодня. У меня такое чувство, будто я поднялся высоко-высоко и могу все на свете. И все это благодаря тебе.

— О, перестань...

— Но это правда! Вспомни, что произошло со мной за последние несколько недель. Но теперь, когда ты со мной, все это не имеет ни малейшего значения. Я сам не могу в это поверить, но, когда я касаюсь тебя, люблю тебя, все мои злоключения отходят на задний план. Впервые в жизни я не знаю, что я буду делать завтра, и это... не тревожит... меня!

Он встал и снова накинул на плечи халат Чарльза. Только теперь, при свете, Сильвия заметила, какой Алан худой. Он, наверно, не ел как следует с того самого момента, как жена покинула его.

— Может быть, тебе и впрямь открыть собственную пиццерию? По крайней мере, отъешься сам.

— Может быть, — сказал он, отвернувшись к окну.

Она накинула свой халатик и подошла к нему.

— Черта с два, — прошептала она, обвив руками его тело и прижавшись к его спине.

Гроза уже миновала, Алан смотрел на небо.

— Ты никогда не бросишь медицину, и сам прекрасно это понимаешь.