Прикосновение

«Да что это со мной случилось, чем я был занят после рождения Анны, если понятия не имел, что происходит в моем доме? Конечно, я не так часто бывал дома — а кому еще я мог доверить строительство дороги до Литгоу? Но никто не задал мне ни единого вопроса, никто мне ничего не сказал. Кроме двухлетней дочери. Я лишний в доме, полном женщин. Мэгги Саммерс… Жирная паучиха в моей паутине. Я должен был это предвидеть. Элизабет сразу ее невзлюбила, и теперь я понимаю почему. Выселить их с Саммерсом с третьего этажа, найти им жилье в Кинроссе. Пусть там и занимается хозяйством. А я найму новую экономку. Буду искать, пока не найдется женщина, которая понравится всем нам. Такая, чтобы не презирала китайцев и не сплетничала, как Бидди Келли, которая и в церковь по воскресеньям таскается только ради сплетен…»

— Элизабет! — позвал он, заглянув в будуар.

Она сразу явилась на зов — с широко открытыми от удивления глазами, не успев сменить после прогулки бордовую амазонку.

— Глупо выбирать амазонку такого цвета, если ездишь на белой кобыле, — высказался он, приветственно кивнув. — Смотри, как заметны на ней белые волосы и шерсть.

Элизабет сверкнула невеселой улыбкой и опустила голову.

— Ты совершенно прав, Александр. В следующий раз закажу цвета слоновой кости.

— Ты каждый день ездишь верхом? — спросил он, подходя к окну. — Люблю лето и длинные-длинные дни.

— И я люблю, — начиная нервничать, согласилась Элизабет. — Да, я катаюсь почти каждый день. Когда не езжу в Кинросс.

Наступило молчание. Александр неотрывно смотрел в окно.

— Что случилось, Александр? Зачем ты сюда пришел?

— Скажи, ты часто видишь Анну? Намного реже, чем свою обожаемую кобылу?

В тишине было слышно, как она затаила дыхание. И задрожала.

— Реже, — упавшим голосом призналась она. — Яшма завладела Анной настолько, что я в детской всегда чувствую себя лишней.

— Неубедительное оправдание, Элизабет, особенно из уст матери. Ты прекрасно понимаешь, что Яшма — твоя служанка и обязана подчиняться приказам. Или ты не старалась поставить ее на место?

Два ярких малиновых пятна вспыхнули на бледном лице Элизабет, она пошатнулась, слегка отвернулась, словно привинченная к полу, и стиснула руки.

— Да, не старалась, — прошептала она.

— Сколько тебе лет?

— В сентябре будет двадцать.

— Как летит время. Дважды мать в девятнадцать, дважды побывала одной ногой в могиле, а теперь свободна, как птица… Нет! — рявкнул он. — Не смей плакать, Элизабет! Не время лить слезы. Выслушай меня, потом поплачешь.

Со своего места Элизабет видела только его спину. В чем дело? Что его гнетет? Она понимала только, что Александр страдает. Мало-помалу он взял себя в руки, распрямил плечи и заговорил мягче и тише:

— Элизабет, я ничуть не виню тебя за то, что ты отдала детей на попечение преданных и заботливых женщин — Крылышка Бабочки и Яшмы, ведь ты сама не знала детских радостей. Все эти поездки верхом, прогулки по Кинроссу, полная и неожиданная свобода вскружили тебе голову, как шампанское. А почему бы и нет? Ты выполняла свой долг, как велел божок старикашки Мюррея, и теперь он исполнен. На твоем месте я бы тоже обезумел от радости. — Он вздохнул. — Но если твой долг передо мной уже выполнен, то перед детьми — еще нет. Я не запрещаю тебе ездить верхом и в коляске, гулять, заниматься, чем ты пожелаешь, потому что знаю, как безобидны твои развлечения. Но ты должна заботиться о наших дочерях. Нелл через два-три года будет уже совсем самостоятельная, а вот Анна вряд ли.

Малиновые пятна поблекли, Элизабет упала в кресло и приложила ладони к щекам.

— Так ты заметил…

— Значит, и ты тоже?

— Да, хотя Яшма вечно твердила, что Анне нездоровится, неудобно, холодно, болит спинка. Меня мучили подозрения, но я не решалась проверить их. Александр, ты слишком добр ко мне. Я заслужила все мыслимые упреки и обвинения. Но как ты узнал, что развитие Анны задерживается?

— Сегодня ко мне прибежала Нелл и спросила, что с Анной. Наша старшая дочь заметила, что ее сестренка не держит голову, что у нее рассеянный взгляд. И я сразу отправился в детскую и вытянул из Яшмы всю правду. — Он повернулся лицом к жене — бесстрастный, с холодными глазами: — Развитие Анны не просто задерживается, Элизабет, — она умственно отсталый ребенок.

Элизабет беззвучно заплакала.

— Это случилось при родах, — отчетливо выговорила она. — Маргарет и Руби трясли и шлепали ее минут пять, прежде чем она задышала. Это не наследственное, Александр, ни в коем случае не наследственное!

— О, в этом я ничуть не сомневаюсь! — нетерпеливо оборвал он. — Мне даже кажется, что в случившемся есть какой-то скрытый смысл, только вот какой? Одна наша дочь не по годам умна, вторая — умственно отсталая. Может, в этом и заключается высшая справедливость — кто знает?

Он направился к двери, но, не дойдя, остановился.