Прикосновение

— Так ты, Умар, желаешь вступить в колхоз? — повторил Тотырбек.

— Почему ж мне не желать? — пожал плечами Гагаев.

— Чего же тогда молчишь?! — возмутился Тотырбек.

— Да вот как подумаю, с кем я буду в колхозе, желание пропадает…

* * *

…У ворот своего дома Умар остановил Тотырбека, Агубе и Урузмага:

— Хозяйка затеяла печь пироги. Не зайдете ли, земляки, отведать их? Дети спрашивают, Тотырбек, почему дядя редко заглядывает к нам домой… Или по сестре не соскучился?

На пороге дома одиннадцатилетняя Езетта повисла на шее дяди Тотырбека, весело защебетала:

— Ой, как хорошо, что ты пришел, дядя! У мамы все так вкусно получилось!

Сыновья Умара, Руслан, Хаджумар и младший Абхаз, степенно поздоровались, снисходительно поглядывая на сестру, не сумевшую скрыть радость. Но и их выдали глаза, враз засветившиеся. Сима, жена Умара и сестра Тотырбека, стояла в сторонке, пряча руки, запорошённые мукой, и тихо повторяла:

— Милости просим к столу… Усаживайтесь… Через минуту все будет готово… Просим к столу…

Руслан подхватил у дяди палку, пристроил в углу.

Тотырбек, как и в прежние посещения, обвел комнату взглядом и на сей раз заметил новую вещь — громадный буфет с вырезанными фигурками, поблескивавший стеклами… Богато стал жить зять, богато. Железные кровати, комод, два платяных шкафа, сквозь приоткрытую дверцу одного из них видны новая черкеска Умара, платья Симы, одежда сыновей и дочери. У каждого из них есть по две-три смены одежды, не то что у него, Тотырбека, или у Агубе, Урузмага… Сколько себя помнит Тотырбек, у его отца и на праздник, и на будни была одна и та же темная черкеска, а у матери — серое платье. Когда они вконец изнашивались, мать бралась за шитье — и на свет появлялись точно такого же покроя и цвета черкеска или платье. Младшие детишки донашивали рубашки и штанишки старших; таскали их до тех пор, пока они совсем не расползались.

А пища… Посмотришь на стол Умара, и враз становится ясно, что в доме достаток. Пироги, они в этом доме чуть ли не каждый день. А чего удивляться? В кладовой у Симы есть и мука, и сыр, и мясо, и масло… Это в других домах три пирога появляются по праздникам.

Радоваться бы за сестру, зять выбился из нужды, стал жить счастливо… Но отчего тоскливо на душе? Не оттого ли, что они уже сели за стол, а Инал еще в саду? Через окно видно, как он старательно окапывает землю вокруг деревьев.

— Инала позови, — сказал Руслану Тотырбек.

— Да-да, крикни ему, — поспешно добавил Умар. — Хотелось мне без него с вами потолковать — все-таки хоть и родственник он, но не одной с нами закваски… Да ладно уж, в другой раз…

Сима поставила на стол пироги. Хаджумар налил араку в рог, подал отцу, потом Тотырбеку… Десятилетний Абхаз ухаживал за дядями, щедро подкладывал им на тарелки куски вареного мяса. Особенно он постарался для Урузмага, который шутя шлепнул его ладонью по шее.

— Почему на столе нет чурека? — вдруг спросил Тотырбек.

— А зачем? — беспечно пожал плечами Умар: — Пироги заменят, не жаль…

— Плохо, когда пироги заменяют хлеб, — твердо сказал Тотырбек.

Урузмаг удивленно посмотрел на него: в руках у тамады рог, наполненный до краев, а гость волю дает языку — не полагается. Урузмаг прижал палец к губам, прося Тотырбека помолчать. Агубе смотрел на него во все глаза. Но в Тотырбека точно бес вселился.

— Не понимаю тебя, зять, — насторожился Умар.

— На чуреке выросли наши прадеды и деды; мы сами, сколько себя помним, радовались чуреку, — веско сказал Тотырбек. — И как бы ни был хорошо накрыт стол, для чурека всегда должно найтись место! Так должно быть в осетинском доме.

Чтобы не нагнетать напряженности, Умар расхохотался, натужно и громко, закричал жене:

— Подай сюда чурек. — И обратился к зятю: — Не знал, Тотырбек, что ты предпочитаешь чурек олибаху.

— На столе всегда должен лежать чурек, — упрямо повторил Тотырбек. — Не потому, что надо его обязательно есть, а чтоб напоминал, как мы жили и что ели. Я бы и через сто лет наказывал ставить на стол чурек, как бы прекрасно ни жили наши потомки. Вот так!

— Не знаю, как через сто лет, но у нас в доме ты всегда будешь видеть перед собой чурек, брат, — весело сказала Сима. — Не обижайся, если рядом с ними будут и пироги, и жаркое, и шашлык, и выпивка…

— Чурек есть чурек, — непреклонно заявил Тотырбек.

— А теперь позволь тамаде поднять тост, — показал на рог в руках Умара Урузмаг.

— Инал еще не за столом, — напомнил Тотырбек.

— Ну знаешь. — рассердился Умар. — Ты младше меня, должен был бы помнить это и не встревать в разговор.

— Я сегодня смолчал, — сказал Тотырбек, — смолчал, потому что младший и мы были на людях. Правильно я себя повел, Урузмаг?

— На людях мужу и брату жены нельзя ссориться, — кивнул Урузмаг.

— Там я сдержался, но здесь, пока мы одни, без посторонних, хочу кое-что сказать твоему мужу, сестра. Ох как не прав ты был сегодня, Умар. От слов твоих так и веяло жадностью и эгоизмом.

— Мне что, слушать тебя, своего зятя? — вскричал Умар.

Урузмаг и Сима переглянулись, им явно не хотелось присутствовать при этом разговоре.