Черные глаза ярко вспыхнули и снова стали тусклыми и непроницаемыми. В лице Александр не переменился. Бесконечно долгую минуту он молчал, сидя на корточках в пыли и опираясь ладонями о колени. Выслушав Ли, он остался невозмутим.
— Спасибо за откровенность, — наконец произнес он.
Глубоко укоренившееся чувство достоинства, которое так восхищало Александра в восьмилетнем Ли, удержало его от оправданий, попыток объясниться, от заверений в своей невиновности, в которых неизбежно рассыпался бы более слабый человек. Конечно, если бы ему хватило духу открыть Александру тайну предательства.
— Рассказать тебе обо всем легче, чем лгать, — продолжал Ли. — Если кто и виновен, то не Элизабет, а я. Когда я нашел ее, она была не в себе, она не понимала, что происходит. Все, что произошло между нами, повторилось вчера. Элизабет убеждена, что любит меня.
— Почему бы и нет? — возразил Александр. — Ведь она тебя выбрала.
— Этого просто не может быть, я точно знаю. Мне следовало расстаться с ней еще вчера. Но я не сумел. Не смог.
— А она знает, что ты решил поговорить со мной, Ли?
— Нет.
— А твоя мать? Ей ты признался?
— Нет.
— Значит, это наш секрет.
— Да.
— Бедная Элизабет, — вздохнул Александр. — Давно ты ее любишь?
— С семнадцати лет.
— Вот почему ты боялся возвращаться в Кинросс… Потому и пытался скрыться.
— Да. Но пойми, я никогда ни на что не надеялся и не строил никаких планов. Я слишком сильно любил тебя, чтобы причинить тебе боль, но все случилось, когда мы с Элизабет были беспомощны и уязвимы. Она просто не смогла сопротивляться. Я застал ее врасплох.
— Завидная победа, — сухо заметил Александр. — Мне застать ее врасплох никогда не удавалось. Если бы ее нашел я, а не ты, она опомнилась бы вовремя. Так сложились отношения между мной и Элизабет. Я живу с человеком, лишенным жизненной силы. С призраком. Хорошо, что в нем наконец-то вспыхнула искра.
Он перенес удар, как и подобает сильному, благородному, несгибаемому человеку, думал Ли. И от этого самому Ли стало еще тошнее. Александр ничем не выдал чудовищной боли, которую не мог не испытывать.
— Я подверг ее огромному риску, — продолжал Ли. — Я знаю, ей нельзя иметь детей, но я ничего не смог с собой поделать. Вчера я попытался хотя бы поговорить с ней об этом, но ничего не вышло. Я напомнил об опасности, а Элизабет рассмеялась.
— Рассмеялась?
— Да. В опасность она не верит.
— Значит, ее и нет вовсе. — Александр поднялся и подал руку Ли. — Пойдем пройдемся. Дойдем до того места, где под землей проходит первый тоннель. Меня тянет туда, нюх, чутье или не знаю что еще зовет меня к моей золотой горе.
Рабочие посматривали на них равнодушно, как и полагалось смотреть на владельцев рудника, обсуждающих его будущее.
— Я не мог жить в вечной лжи, — снова произнес Ли, когда они отошли в сторону и присели на камни.
— Ты слишком благороден, мой мальчик, в этом твоя беда. А если Элизабет по душе такая жизнь?
— Но не потому, что она лжива от природы, честное слово, — заволновался Ли. — Просто так она жила долгие годы. И боялась, что ты ее раскусишь. О, Элизабет видела, как ты добр к ней, как ты ее уважаешь. И вместе с тем она тебя боится, а я этого совсем не понимаю.
— Зато я понимаю. — Александр погладил шероховатую поверхность камня. — Я воплощение сатаны.
— Что ты сказал?
— Элизабет — жертва двух злобных стариков фанатиков. Оба уже мертвы, но от их влияния она не избавится никогда. Для нее я всего лишь отец ее детей, хозяин ее дома и кормилец. Твою мать я буду любить до последней минуты. И Элизабет прекрасно знает это. Дорогой мой Ли, нельзя добиваться от близких полного подчинения — жаль, что мне понадобилось пятьдесят пять лет, чтобы понять это. Элизабет не выносит меня по множеству причин, перечислять которые я не намерен. Я неприятен ей физически. Прикоснувшись к ней, я вижу, как ее передергивает. Я разлюбил ее много лет назад. — «Пощади Ли, Александр!» — А может, вообще никогда не любил. Вначале мне казалось, что я ее люблю, но скорее всего я обманывал себя, тешил надеждой, что когда-нибудь мы будем по-настоящему близки. А тебя она давно любит?
— Она говорит — нет, — ответил Ли, которому был ненавистен этот безучастный, отрешенный разговор. Уж лучше гневные возгласы, угрозы, потрясания кулаками. Что угодно, только не это.
— Значит, страдали вы оба, но ты был предан мне. Это дорогого стоит.
— Я понимаю, Александр, сегодня всему конец. И я готов.
— Хочешь сказать, ты уже собрал вещи?
— В переносном смысле да.
— А как же Элизабет? Ты обрекаешь ее на жизнь с человеком, внушающим ей отвращение?
— Все зависит от тебя. Долли она не бросит, а Долли — твоя единственная внучка. Конечно, суд может отдать ребенка Элизабет, если она выдержит публичные обвинения в прелюбодеянии.
— Прелюбодеяние — единственная веская причина для развода. И жестокое обращение тоже, но об этом редко вспоминают, поскольку и судьям случается поколачивать своих жен. Но Элизабет могла бы подать на меня в суд за связь с Руби.